Его оттащили к большому дубу, посадили на лошадь и накинули на шею петлю. Он только смотрел. — Мы не сделали вам зла, — сказал индеец.
Тут Уэбб зашелся о своей дочери и как ее отравили, а индеец:
— Она не умерла. Моя женщина умерла, твоя дочь — нет.
Уэбб, уверенный в обратном, проклинал его на все лады, а индеец в ответ проклял Мад-Крик со всеми обитателями. Как сказал Хайрем, когда он начал, все затихли, кроме сверчков, которые стрекотали все громче, будто хор за его голосом. А индеец сказал, что обладает силой и покончил с их бледной стороной, а сейчас взывает к темной. Город, сказал он, будет страдать, его слова тому порукой.
Затем индеец стал читать заклинания. Хайрем говорил, что ни слова не понял, даже зная несколько индейских наречий и креольский, но тот язык был другим. Как он посчитал — африканским или еще каким. Но он запомнил несколько слов и передал их мне, надеясь, как он сказал, что я знаю их смысл, поскольку слова засели у него в голове. И еще он помнил, что, едва индеец произнес эти слова, поднялся ветер, дождь полил сильнее и ударил гром.
Слова не были индейскими. Мне не известен их источник, но я их узнал. Они встречались в нескольких книгах, из тех, что собраны здесь. «НЕКРОНОМИКОН», «ТАЙНЫ ЧЕРВЯ» и «БЕЗЫМЯННЫЕ КУЛЬТЫ». По сути, все относятся к созданию, известному как Вендиго — нечто вроде живого мертвеца, вампира или упыря. Или их помесь. В книгах сказано, что заклинания призывают в тело умершего колдуна демона, единственная цель которого — месть. Демон живет лишь ради мести. И мертвое тело, куда он вселился, обретает невиданные для человека силы, тогда как душа отправляется прямиком в ад.
Потом, сказал Хайрем, заклятие распалось. Уэбб подскочил и хлестнул лошадь, та рванулась вперед, а индеец повис. Он даже не корчился — в один удар сердца был мертв. Сверчки разом смолкли, и буря утихла. Но мгновение спустя налетела снова. Ветер ломал сучья, срывал листья, дождь хлестал будто картечь. Молния ударила с небес прямо в тело индейца — и все стало белым.
Когда зрение вернулось ослепшим глазам, индейца не было — молния унесла его в ад. Только дымилась веревка, ветер колыхал петлю, и здоровый паук или что-то вроде него взобрался по веревке в крону и пропал.
Тут Хайрем смекнул, что перед ними — не просто сумасшедший. Тот паук был совсем как нарост на теле, замеченный Хайремом, когда он тащил индейца из повозки. В первый момент он решил, что на груди у того здоровенный паук, а потом разглядел, что это большое родимое пятно — волосатое, с очертаниями паука. Вернее, со слов Хайрема: «…существа, по виду схожего с пауком».
Когда все кончилось, Хайрем прибежал ко мне. Он был сам не свой от раскаяния. Говорил, что напился и поддался порыву толпы. После другие говорили мне о том же. Разумеется, это не оправдание, но хоть что-то.
Хайрем рассказал, что тело негритянки бросили на обочине проезжей дороги и что это мучает его. Пусть мертвым не помочь, но хотя бы похоронить ее достойно.
Так что сели мы в повозку и поехали. Буря к тому времени совсем разыгралась — на расстоянии вытянутой руки ничего не разглядеть. Тело искали долго, но нашли. Преподобный, с нее содрали кожу. Прямо как с белки. В повозке оказался старый ящик от плуга — туда мы ее и поместили. Отнесли в лес и закопали. Под проливным дождем и с разными корнями, что пришлось обрубать, совсем замучились. Но мы хотели убедиться, что тело не потревожат. Калеб, выпив как следует, вполне мог вернуться, чтобы забрать тело и подвесить где-нибудь в городе. Как сказал Хайрем, он уже повесил уши на кожаном ремешке себе на шею и похвалялся, что сошьет кисет для табака из грудей.
В общем, когда все было кончено и мы вернулись в город — узнали, что Гленда жива.
Индейское снадобье сработало. Она умерла и затем воскресла, уже здоровая. Либо так, либо ее принесли ко мне в глубочайшем кататоническом ступоре, но я не такой плохой врач, чтобы этого не заметить. Преподобный, говорю вам: девочка умерла, и это часть процесса исцеления. Но прежде чем она излечилась, индейца вздернули.
Вот тут Уэбб запел по-другому. Индейское проклятие стало для него реальным. В ту же ночь они собрали вещи и всей семьей сбежали из города. Даже сквозь сильный ливень я видел их отъезд и могу поклясться, что девочка была жива. Она сидела в повозке с мамашей и держала над ними зонтик. Помню, как я подумал: «Как бы ей опять не подхватить пневмонию». А после — что индейское снадобье могло излечить ее навсегда.
Наутро позади салуна нашли труп Хайрема. Рука крепко сжимала охотничий нож, которым он располосовал себе горло от уха до уха.