Отложив оружие, она обняла и поцеловала его — долгим и страстным поцелуем любви и, возможно, прощания.
Ибо наставал момент истины.
Мертвецы перешли в наступление. Поначалу с опаской. Поднявшись по ступеням, они взялись за решетки на окнах, просовывая руки, чтобы попробовать на крепость набитые доски. Их пальцы как черви пролезали в щели, легонько дергали и опять скрывались.
Осажденные встали в центре церкви, лицом к запертым дверям. Преподобный и Док стояли бок о бок; чуть позади и левее Преподобного — Дэвид, справа от Дока — Эбби и замыкал построение Кэлхаун, которого трясло так, что был слышен шорох одежды и стук зубов.
И вот доска на соседнем с дверями окне с треском оторвалась, рассыпав веер гвоздей, и отлетела на пол. Индеец уставился на них, улыбаясь окровавленным ртом. Взявшись за прутья, он придвинулся вплотную к решетке и заглянул внутрь.
— Бу, — сказал он.
От ладоней, в тех местах, где они сжимали прутья, шли струйки дыма. Индеец отдернул руки, и на некоторых прутьях вспыхнули маленькие язычки пламени.
Преподобный переглянулся с Доком.
— Святая земля?
Док кивнул:
— Пока для нас святая — будет святой и для него. Но они еще снаружи. Вот когда окажутся внутри, с нами лицом к лицу, — тогда узнаем, чья вера крепче. И если он будет сильнее…
— Мы умрем.
— Хуже.
Преподобный проверил время — чуть больше часа до рассвета. Едва он убрал часы в карман, как зомби пошли на приступ.
Двери стали вздуваться, будто громадная грудь в попытке набрать больше воздуха. С треском повылетали доски на окнах, взамен появились глядящие сквозь решетку мертвые лица. Один зомби принялся в исступлении грызть прутья, его зубы крошились и выпадали. Прочие отчаянно дергали вставшее на их пути препятствие.
Но вот их сменили громадные руки, и, хотя его ладони дымились, индеец с душераздирающим скрежетом стал один за другим выдергивать прутья из окон.
— Преподобный? — произнес Дэвид. Он придвинулся вплотную.
— Да, — сказал Преподобный.
— Был рад знакомству.
— Не ставь на себе крест раньше времени, парень. Положись на веру в Господа и на дробовик. Прижимай приклад крепче и цель в голову. Не паникуй. После двух выстрелов перезаряди — если придется, отступай. А если совсем прижмут, бросай дробовик. Бери револьвер и бей в упор. Ясно?
— Да, сэр.
— Дэвид?
— Что, сэр?
— Я люблю тебя.
— И я тебя, Преподобный.
— Джеб. Зови меня хотя бы Джеб.
— Джеб.
Зомби стали протискиваться во все окна.
Преподобный вскинул к плечу дробовик.
— Господи, да святится имя Твое! А ты, дробовик, за дело.
Выстрелом в голову он снял с окна первого зомби. И битва началась.
Головы зомби разлетались в клочья. Мертвецы напирали, и поначалу осажденным удавалось сдерживать натиск, оттесняя их к окнам, но врагов было так много и они были так настырны, что вскоре твари наводнили всю церковь, а страх был им неведом, ибо ими владели только голод и желания индейца.
Грохот выстрелов перерос в сплошной рев, скоро едкий пороховой дым окутал церковь, а ружья обжигали осажденным ладони, но они перезаряжали и стреляли вновь и вновь, так что казалось, их не одолеть.
Тела штабелями собачьего дерьма лежали слева и справа, гроздьями свисали со скамей и громоздились в проходах.
Пока доставало времени перезаряжать и гасить зомби прежде, чем поток успевал накрыть их, так что у Преподобного теплилась надежда, что они продержатся до наступления дня и будут спасены.
В этот миг двери разлетелись, обдав дождем из щепок, и зомби швырнуло вперед, как мелкую гальку в большой океанской волне. Преподобный и Док тщетно пытались отбить свой рубеж, поток захлестнул их, и каждый раз, залезая в карманы за патронами, они убеждались, что их остается все меньше — теперь приходилось просто бросать оружие (хотя кольт Преподобного оставался за кушаком) и хватать запасное, расставленное вдоль скамей.
Из-за густого дыма часто ничего не было видно, мертвые хари клацающих зубами зомби выныривали перед самым носом. Стрелять приходилось в упор. Кровь, ошметки мозгов и плоти были повсюду. Ноги защитников скользили в этой каше, но они держались.
Внезапно атака остановилась, пальба смолкла. Порыв прохладного грозового ветра развеял завесу дыма.
Осажденные увидели, что церковь битком набита мертвецами. Их было больше, чем клещей на коровьем вымени.
Снаружи, у подножия ступеней, стоял индеец. Остатки церковных дверей колыхались на ветру, как обвисшие шляпные поля, то скрывая, то вновь выставляя на обозрение его фигуру.