На свой лад он и был убийцей. Многие пали от грома его 36-го, и последнее, что им доводилось видеть, — темный густой дым из жерла сверкающего револьвера.
По убеждению Преподобного, каждый из них заслужил удар карающего меча, и то было по воле Божьей. А он, Джебидайя Мерсер, избран разящей дланью Господней. Или так, по крайней мере, выходило.
Джеб часто обращался к своей пастве так:
«Братия, я искореняю грех. Я праведная рука Господа нашего, и я искореняю грех». Иногда ему случалось усомниться в своей праведности. Но, взяв надежное правило гнать ненужные мысли, он заглушал их собственным пониманием Божьего промысла.
Едва занимался день, а Джеб уже медленно, утомленно держал путь в сторону Мад-Крика. Утро вспорхнуло дыханием прохладного ветра и симфонией птичьих голосов.
С вздымавшегося над городом бархатно-зеленого взгорья Джеб, точно святой столпник, глянул вниз — на простые дощатые строения, обрамленные густым лесом.
И перекати-полем закатилась привычная мысль: чертовски прекрасные угодья Восточного Техаса, долгожданный дом.
Надвинув на глаза широкополую шляпу, Преподобный направил буланую вниз, к Мад-Крику, ниве для семян его священной миссии.
Он въехал в город неторопливо, скорее как настороженный стрелок, чем праведный вестник Божий. Подъехав к конюшне, он спешился и оглядел вывеску, гласившую: «КОНЮШНЯ И КУЗНЯ ДЖО БОБА РАЙНА».
— Чего надо?
Отведя взгляд от вывески, он узрел перед собой голого по пояс паренька в мятой шляпе и вытянутых подтяжках, едва удерживающих шерстяные штаны. Вид у паренька был скучающе-угрюмый. — Если не слишком тебя побеспокою, то хотел бы почистить лошадь.
— Шесть монет. Вперед.
— Я прошу почистить, а не вымыть с мылом, мелкий ты жулик.
— Шесть монет, — протянул руку паренек.
Преподобный залез в карман и шлепком поместил монеты в протянутую ладонь.
— Как тебя звать, сынок? Чтобы знать наперед, кого здесь сторониться.
— Дэвид.
— По крайней мере, прекрасное библейское имя.
— Хрена прекрасное.
— Вовсе не прекрасное.
— Черт, я так и сказал. А ты тут не по делу распинаешься.
— Я тебя только поправил. Говорить «хрена» не годится. Следует говорить «вовсе».
— Ну, ты и загнул.
— Как раз наоборот.
— По мне, ты вроде как проповедник, если бы не револьвер.
— Я и есть проповедник, мальчик. И зовусь Джебидайя Мерсер. Для тебя — Преподобный Мерсер. И, надеюсь, ты найдешь время почистить мою лошадь к завтрашнему дню?
Не успел паренек ответить, как в дверях конюшни появился здоровяк в широких штанах и кожаном фартуке, с застывшей на лице недоброжелательной миной. При его приближении паренек заметно напрягся.
— Что, мистер, малый заболтал вас до смерти? — сказал здоровяк.
— Мы договаривались о том, чтобы почистить мою лошадь. А вы, верно, хозяин?
— Точно. Джо Боб Райн. Так он запросил с вас, как положено, две монеты?
— Цена меня устроила.
Дэвид судорожно сглотнул и пристально посмотрел на Преподобного.
— Малый вроде своей мамаши, — сказал Джо Боб. — Мечтатель. Уважение приходится в него вколачивать. Не иначе, таким уродился. — Он повернулся к Дэвиду. — Живо, малый. Займись лошадью.
— Слушаю, сэр, — сказал Дэвид. И Преподобному: — Как ее зовут?
— Я просто зову ее лошадью. Не забудь, у нее разбита спина под седлом.
— Да, сэр, — ухмыльнулся Дэвид. И взялся расседлывать.
— Я хотел бы поместить ее у вас на время, — обратился Преподобный к Райну. — Это удобно?
— Расплатитесь, когда будете забирать.
Дэвид протянул Преподобному седельные сумки. — Подумал, вам пригодятся.
— Спасибо.
Дэвид кивнул, взял под уздцы лошадь и ушел.
— Где у вас лучше остановиться? — спросил Преподобный.
— А тут всего одно место, — указал вдоль улицы Райн. — Отель «Монтклер».
Преподобный кивнул, забросил на плечо сумки и зашагал в указанном направлении.
Потрепанное непогодой здание было украшено вывеской «ОТЕЛЬ МОНТКЛЕР». Шесть двойных окон с темно-синими занавесками выходили на улицу. Все они были открыты, утренний ветерок шелестел занавесками.
Уже начинало припекать. В августе в Восточном Техасе жара как у суки в течку — липкая, словно черная патока, и краткое облегчение дают только предрассветные часы да редкий ночной ветерок.