И серая статика за ней.
– Никакого оружия. – сказал Клод. – Их просто разорвали на куски.
II.
Сон прервался.
Память о нем жила еще некоторое время – в виде одного, огромного, чувства, занимающего весь мир вокруг, очень важного, но не поддающегося формулировке. И ускользнувшего, стоило Мириам на нем сосредоточиться, провалившегося в недостижимо глубокий колодец памяти, лежащего теперь там, тяжело, ощутимо – и слишком далеко, чтобы вспомнить.
Она вздохнула, и ощущение прохладного воздуха, хлынувшего в легкие, показалось ей совершенно новым – как если бы до этого она никогда не дышала. Ее окружали запахи электричества и металла. Она прижала ладони к теплой поверхности, на которой лежала, затем оттолкнулась, и села рывком, следуя своей давней привычке.
В спине и в пояснице хрустнуло, что-то холодное дотронулось до ее лица – и тут же убралось.
Она открыла глаза.
Светящиеся металлические щупы медленно поднимались вверх, складываясь в сложную конструкцию под потолком, живые, обладающие собственным цветом – но все же механические. Она помнила их осторожные, почти ласковые касания – прикосновения врача, или друга.
Это было странное ощущение – она сидела голая, на металлической плите, глубоко под землей, и чувствовала себя так, будто только что проснулась в кровати, у себя дома. Одежда и остатки бронежилета, срезанные с нее, усеивали края плиты и пол вокруг, перемешиваясь с разрезанными трубками и металлическими полосами, разбросанными у соседнего стола.
Там лежала Би, обнаженная, в объятиях тонких механических рук, и ее кожа светилась белым. Кажется, она не дышала, но Мириам вдруг поняла, что чувствует, как бьется ее сердце – сердца их обоих в этом странном месте.
Ровно шестьдесят ударов в минуту.
А еще она знала, как устроено это место – словно могла запомнить каждый поворот тоннелей, по которым Арго нес ее. Карта, открывающаяся вверх, вниз и в глубину, отпечаталась глубоко в голове. Мириам видела хирургический зал, в котором находилась, километры залов вокруг и под ним, лифты, ведущие на поверхность, и тонкие светящиеся линии узора, соединяющего древний бетон, не дающего ему рассыпаться в пыль.
Она спустила ноги со стола и осторожно встала на холодный пол.
От одежды остались лохмотья, даже ботинки были аккуратно разрезаны, но она уже знала, где найдет одежду – в пятидесяти метрах по коридору, за жилыми помещениями, располагались законсервированные склады, хранилища всего необходимого, оставленные обитателями этого места.
И где-то там, когда-то, были душевые.
Зал вокруг остался тем же, но изменилось что-то внутри нее самой – исчез страх неизвестности. Память о сне уходила все дальше, и при попытке подумать о нем начинала кружиться голова. Воздух подземелья остужал кожу, но холодно не было. Тело наполняла странная легкость, хотелось прыгать, или танцевать. Она сделала несколько быстрых шагов, подпрыгнула, потянулась… и замерла, вспоминая.
Затем медленно провела рукой по груди, плечу, животу.
Ран не было. Не осталось даже шрамов. Мириам хорошо запомнила боль в плече, повязку, наложенную Кейном – но теперь плечо двигалось свободно. Она присела и дотронулась до обрывка своего бронежилета, лежащего прямо под ногами – лоскут нагрудной пластины, рассеченный чем-то очень острым, и два аккуратных отверстия, прячущихся среди черных пятен.
Заскорузлая и давно высохшая кровь.
Она уронила лоскут и встала. Каким-то образом она могла видеть при тусклом свете узоров со стен, точно при свете дня, но это было гораздо менее важно, чем эти пятна.
Сколько времени они с Би провели в этом месте?
Что случилось там, наверху?
Щупальца и металлические щупы, нависающие над Би, медленно шевелились, касаясь и поглаживая тело воительницы. Часть уже свернулась, и ушла обратно, в зажимы под потолком. Би тоже задвигалась – немного поворачивая голову, сгибая колени, словно проверяя, работают ли они так, как нужно.
Мириам повернулась и подошла к третьему столу, который тоже не пустовал. Здесь лежали вещи: наваха Би, сломанная пополам, планшет Джино, опутанный тонкими светящимися проводками, рюкзак, окровавленные повязки, заколка Би, игольник и еще десятки каких-то мелочей. Разложенные среди шевелящихся проводов, они выглядели так, будто кто-то пытался изучить их. Собрал вместе, чтобы понять что-то, связанное с ними.