Через него лежали дороги.
Плетями дикого винограда, они прорастали сквозь плечи, пробивались через мышцы рук и ног, обвивали кости и падали с пальцев, разделяясь с каждым движением. Убегали в разные стороны, за темный горизонт, продолжаясь в невидимых, но близких городах, и каменных громадах Крепостей. Они жили и дышали, реагируя на удары его сердца, разогнанного в боевой режим, на меняющиеся строки, сообщающие об уровнях глюкозы, стремительно сгорающей в мышцах, на данные о микроскопических биочипах, нейтрализующих молочную кислоту, и снабжающих кровь кислородом.
Дышали вместе с ним, потому что он сам тоже был дорогой.
– «Таким вы видите мир, Джессика?» – спросил он когда-то, давным-давно, когда шрамы от вживленных нейроконтуров еще были свежими, и призрачные вероятности проходили прямо сквозь них, заставляя задыхаться от боли.
Ответа он не понял… тогда.
Он крепче сжал тепловой излучатель в левой руке, считывая уровни заряда батареи и перегрева одноразовых линз. Женщина под ним извернулась, пытаясь упереться коленом ему в бок. Он ударил ее по локтю, отбрасывая руку в сторону и вниз, блокируя в положении, удобном для перехода на удушение или болевой прием.
– Кто я?!
– …острый-преострый Меч! – Крикнула девочка.
Дороги вокруг сплелись от ее крика, превращая изрытый взрывами пятачок посреди пустыни в призрачное дерево вероятностей, готовое расцвести. Частями ствола были все – бьющаяся под ним наемница, ее люди, с узкими и понятными дорогами, раненый монах, чей путь прослеживался издалека, растворяясь в неопределенности, и девочка, слова которой заставляли пути меняться. Не нужно было смотреть, он чувствовал их вокруг, каждое движение в вероятном будущем. Чувствовал так, как никогда раньше, с ненормальной, угрожающей ясностью, усиливающейся по экспоненте, с каждым бесконечным мгновением подводящей к чему-то новому.
К переходу в новое качество.
– «Адреналин? Нет, я даже не взволнован. Мне все равно – я знал, что придется драться с ней.»
Песок, поднятый движением воздуха под платформой, бурлил над остатками костра, и рытвинами от взрывов, черными в лунном свете. Возглас прозвучал и угас, потерявшись в свисте турбин. Монах, чьи пути терялись в двух шагах от костра, поднял винтовку, беря на прицел приходящих в себя наемников.
– Итак? – Спросил Неро, сдерживая возможные вероятности, грозящие вырваться наружу, и обратиться в реальность.
– Ладно. – С трудом выдавила наемница. – Ты мой принц. Неро, Меч короля. Кто бы еще уронил меня подсечкой, как девочку. Я сдаюсь. Драться с тобой не хотела. Мне и Феникс не нужна, так, походу, кредитов срубить…
Он всматривался в ее лицо, правильное, несмотря на рассеченную бровь и ссадину на лбу. Красивое, если не обращать внимания на глаза, пронзительные и злые. Ее смерть и жизнь лежали рядом с ней, симметричными тенями, и это тоже было правильно, и красиво. Мир сузился до этого лица, оставив за гранью остальных – монаха, девочку, живых и мертвых наемников.
Всему свое время.
– Ты сожгла мой кар. – Произнес он, удивляясь тому, как огненный столб, и вспышка, осветившая пустыню на пару километров, могут обратиться в такую короткую фразу.
– Кто знал, что он твой? Вернемся в Атланту – куплю тебе новый, какой скажешь. – Ее слова были полны сомнения, и он нажал сильнее:
– Ты мне помешала.
– Случай, со всяким бывает. Против твоих дел и Короля ничего не имею. – Сомнение почти ушло, оставив только глубоко спрятанный страх. Даже лежа на лопатках, под прицелом собственного теплового излучателя, наемница сохраняла видимость спокойствия.
– А против меня? – Он еще раз сменил интонацию, вглядываясь в нее сверху вниз, ловя каждое сокращение мышц у нее на лице.
– Ты мне команду попортил, слов нет. – Джой не выдержала и моргнула, кровь из ссадины на лбу заливала ей правый глаз. – Но если разобраться, то я первая начала, неправа была…
– Признаешь это?
Наемница с трудом вздохнула и хрипло выкрикнула:
– Это наш прайм. Не трогать его! Раненых поднять, проверить, кто жив! Быстро!
Секунду помедлив, ближайший к ней наемник опустил оружие, и остальные последовали его примеру. Их фигуры замерли над трупами двух товарищей неподвижными постаментами – памятниками когда-то принятым решениям. Их дороги были просты, и в окружающем плетении путей для них было мало места. Он кивнул, осторожно, чтобы не закружилась голова, заполненная воспоминаниями о еще не произошедшем:
– Разумно. Значит, не хотела мне мешать?
– У меня своя работа, прайм. Я же тебя даже не знаю.
– Тогда обсудим ее? – Он поднялся, и протянул наемнице руку. Та, моргая, рассматривала ее несколько секунд, будто нечто занятное, а затем перевернулась, и поднялась сама.