Веревка на запястьях монаха лопнула, и девочка выронила нож. Монах встал, разминая запястья, и криво улыбнулся – у него была разбита губа:
– Меня зовут Кейн, а ее – Таня.
– Я слышал о тебе, Кейн. Джордан пришел к вашему очагу, верно?
– Предупредил нас.
– О чем?
– О том, что мы не найдем ту, что ищем.
– Потому, что она мертва?
– Он не нашел даже ее тела.
– Не видел тела… – Он повторил эти слова, чувствуя, как вспыхивает, рассыпаясь в пепел, еще одна вероятность, освобождая место для других.
Последняя капля, переполняющая чашу.
Будущее за будущим, сотни возможностей рождались и умирали рядом в эту секунду. Но он видел только одно, отслеживая тонкую нить, соединяющую слова монаха с горизонтом. Идя за ней, шаг за шагом, к самому центру дерева, к сплетению реальности возможной, и существующей, напряжению, готовому сжечь все нейронные сети в одной всеобъемлющей вспышке…
– «Серотониновый синдром? Адреналин? Не может быть…»
Джессика, невидимая для всех, кроме него, стояла совсем рядом. Ее губы шевелились, но он уже не слышал слов. И не почувствовал, как упал на колени. В невероятной дали мелькнули удивленные глаза девочки, на которую рухнуло ее будущее – десятки возможных судеб.
…Он больше не был в центре всего. Он стал бабочкой, прибитой к стволу мирового дерева, частью пустыни, камнем в стенах Крепостей, глазом ворона, парящего над Хоксом, песчинкой под колесами кара, стал всем – и одновременно ничем, только вероятностью, одной из неисчислимых множеств. Он умирал и рождался, молился и богохульствовал, бился в агонии, разыскивая хоть какую-то точку опоры, нечто, к чему можно было бы вернуться… путь, серебристой иглой лежащий сквозь его сердце. Он вскрикнул – где-то очень далеко, где монах-убийца по имени Кейн пытался поднять его, рухнувшего на песок.
А затем дерево мира, пьющее его кровь, расцвело серебристыми цветами, и он увидел. И, увидев, закричал снова…
– Что с тобой? – Спросила девочка, заглядывая ему в лицо. – Тебе плохо?
– Нет. – Он почувствовал плечо монаха, на которое опирался, холод, и вкус металла на губах. – Это чья кровь?
– У тебя из носа. Ты кричал. Как будто что-то плохое приснилось. Разве Мечам снятся сны наяву?
– Только мне. Это называется транс. – Перед ним плыло ее лицо из видения, со шрамом, пересекающим левую бровь, и синей татуировкой на скуле и виске. – В нем я вижу будущее.
– Правда?
Он проигнорировал ее вопрос и повернул голову, отыскивая блуждающие огоньки орудийной платформы:
– Мы поедем по хайвею к Атланте. Вы тоже, вместе со мной.
– Зачем? – Спросил монах.
– Потому что нам по пути.
– Откуда ты знаешь?
Он криво улыбнулся монаху, такому спокойному и серьезному, словно не его только что держали в плену рейдеры, и била по голове лучшая наемница Атланты. Улыбнулся, чувствуя, что завидует свободной воле, отраженной в его пути.
– Я видел это, Кейн.
– И что же?
– Разрушение. Смерть. Ребекку Ли.
IV.
Руби не спал.
Мириам увидела это сразу. Свет пробивался узкой полоской из-под двери фургончика, еле заметный на верхней ступеньке в сером сиянии рассвета. Она постучала, три раза, сильно, и увидела, как изменились цвета циркача. Сосредоточенность сменилась недовольством, смешанным с удивлением.
Другие цвета, чуть слабее, вспыхнули рядом с ним – тревога и стыд, в равной степени.
Открывать дверь старый фокусник не торопился. Что-то проговорил, тихо, еле слышно, прошел в другой конец комнаты. Мириам следила за перемещением его цветов, начиная злиться.
Минуты через три дверь скрипнула, и в приоткрывшуюся щель высунулась его голова – осторожно, задев за выступ замка нимбом жестких серебристых волос.
– Что, замерзла? – Спросил он у Мириам после короткой, полной удивления, паузы, неверно истолковав ее позу: сложенные на груди руки и поднятые плечи.
– Нет. – Ответила она резко. – Можешь еще минуту за дверью постоять.
– Слух хороший? – Высказал предположение Руби, все так же держа дверь закрытой. – Невежливо, знаешь, стариков спящих беспокоить…
– Ты не спал. – Мириам взялась за край двери, и осторожно потянула на себя. – И ты не один… старик.
Дверь открылась почти наполовину. Руби, отчаянно цепляясь за ручку, чуть не выпал наружу, в последний момент догадавшись ее отпустить.
– С Арго тренируешься? – Проворчал он, и посторонился, позволяя ей войти. – Или это у меня уже кости не те…
Внутри трейлера пахло потом, кофе, и чем-то знакомым, сладковатым… Даже не видя цветов, Мириам по запаху благовоний уже смогла бы догадаться, кто прячется под одеялом на кровати под единственным окошком.