который близок и далек,
как в зимний день ночлег для странника,
как тусклый звездный огонек,
как запах вяземского пряника.
Тревог немало в наши дни.
И все догадки о превратностях
в семействе маленьком — одни,
по меньшей мере, неприятности.
Пиши. И жди меня в ответ.
И верь, что наша встреча сбудется.
А то, что писем долго нет,
так тут виной всему распутица.
Район Изюма, 1943 г.
Ковры
Прошедшее — в миражной дымке.
Оно глядит, как свет из мглы.
Я помню домик караимки
за Симеизом у скалы.
С ее богатством лишь природа
соперничала при луне:
ковры у выхода, у входа,
и у стола, и на стене.
Движеньем рук своих проворных
она по праву ремесла
все краски ночи, кроме черной,
на полотно перенесла.
Искусство цвета!
Ну и рад же
был каждый, кто входил к ней в дом…
Ковры такие магарадже
и то приснились бы с трудом!..
Я помню знойный ветер лета.
Ее у взморья помню я.
Косички пепельного цвета
сбегали с плеч, как два ручья.
Как будто сотканный из гула,
из всех цветов морской волны,
от Симеиза до Стамбула
лежал прямой ковер луны.
Хотелось быть в тот вечер юным,
тоску оставить взаперти
и по ковру при свете лунном
с подругой об руку пройти…
Волна в закатный рог трубила.
А в сумраке вечеровом —
тропинка в горы…
Это было
в сороковом, в сороковом.
И вдруг в обычный час заката
над головой — чужой мотор.
Подошва прусского солдата
ступила на ее ковер.
Напрасно лунный луч резвился.
Ночь тяжела. Волна тускла.
Весь мир ее с тех пор вместился
в квадрат оконного стекла.
С тех пор в тоске, в печали томной,
поправ законы ремесла,
она всю горечь ночи темной
на полотно перенесла.
Но в этом горестном смещенье
цветов,
возникших в темноте,
играла искра возвращенья
к первоначальной красоте.
1943 г.
Сказка о вóроне
Ветер осенний
в трубу на рассвете трубил.
Ворон на дереве
крыльями по ветру бил.
Где-то за брянской чащобой
гремела война.
Древняя птица во мраке летела одна.
Крылья, как два океана, шумели во мгле.
Звезды качались на левом и правом крыле.
Перед полуднем планеты увидели все
мощного ворона в звездной, тяжелой росе.
Черным крестом проплывая в пустых небесах,
нес он столетнее дерево —
дуб в крючковатых когтях.
Как бы планета-земля ни была тяжела,
но от дубовых корней оторваться она не могла.
Так и летел этот ворон под ветром сквозным
с доброй добычею —
с дубом и шаром земным.
Сколько б летел он с планетой? Столетье иль два?
Где бы он сел? На какие бы сел острова?
Что бы случилось с могучим крылатым бойцом,
если бы сказка не кончилась светлым концом?
Мальчик поднялся с кровати.
В окошко взглянул.
Вышел из хаты
и ворона с дуба спугнула.
Звезды летели, как в сказке, блестя серебром:
шли бомбовозы над черным вороньим пером.
1943 г.
Гнездо
Высота врезáлась в рощу клином
и жила под ветром, на дожде,
с маленьким гнездом перепелиным,
с желторотым птенчиком
в гнезде.
Озаряя рощу светом белым,
грозы полыхали над гнездом.
Мать,
прикрыв птенца промокшим телом,
отводила молнии крылом.
В клочьях облаков,
как бог, спокойное
поднималось солнце.
Лишь тогда
перепелка в небо знойное
выпорхнула
из гнезда…
Дуновенье ветерка залетного
колыхало с пчелами цветы…
Пополудни
рота пулеметная
заняла рубеж
у высоты.