…Если Францию
нéкогда
била в упор митральеза,
а народ, чтобы жить,
воскресал, выживал, выносил, —
значит, весь человек
состоял из такого железа,
что его даже смерть,
чтоб сразить,
выбивалась из сил.
Если злая беда
над Россией веками витала,
если русский народ
не поник под железной пятой,
значит, наш человек
состоит из такого металла,
в поединке с которым
не выдержит сплав золотой.
Мир стоит на железе,
да будет такое от века!
На полях отгремевших боев
тишина непривычно гудит,
и степным императором
с профилем древнего грека
на поверженном танке немецком
черный ворон спокойно сидит.
Мир к железу привык.
Он на глине был жалок и ветох.
Государство растений
живет под железным жезлом:
я видал, как фиалки
под солнцем цветут на лафетах
запыленных немецких орудий
в степи под Орлом.
Беспощадным железом
покой человека изрезан,
но никто из людей
раньше времени не умирал…
По долинам России
прошло испытанье железом:
против сталелитейного Рура
мы выставили Урал.
Не окончен поход.
Мы оружие гладим руками
и читаем в теплушках
железных законов устав.
Воздух бредит железом.
Грохочет на запад с войсками
по железной дороге
железнодорожный состав.
Счета нет на переднем
случайным погибельным безднам:
словно адская кузня,
грохочут железо и медь.
Мне пушкарь Железняк говорил:
— Ерунда! В этом громе железном
просто-напросто нужно
железные нервы иметь.
…Как давно мы не спали
в спокойном родительском доме!
Как мы трудимся долго
на огневой полосе!
Мы по женам тоскуем.
Тоскует зерно в черноземе
по дождям проливным,
и тоскует трава по косе…
Мы победу возьмем
в молодые солдатские руки.
Нас немецкая сталь не доймет —
мы покрепче ее на войне!
Пусть со мной согласятся
мужи первоклассной науки:
девяносто —
не десять — процентов железа во мне.
Я бы всю родословную —
внуков и правнуков — отдал,
я пошел бы на то,
чтоб при всех
под сияньем светил
из меня златоустинский мастер
снаряды сработал
и чтоб их Железняк
в ненавистный Берлин вколотил!
1944 г.
Солдатам большого мужества
Снега и пыль дорог и расстояний!
За нашею спиной — солдатской славы след…
Трехлетний стаж тяжелых испытаний
зачтется нам за тридцать добрых лет.
Мы выросли, окрепли, возмужали;
наш ратный труд вовеки не умрет;
большое наше мужество войдет
в истории великие скрижали.
За орудийным громом, минным воем
мы вырвемся просторами долин
к Германии. И станет нам Берлин
передним краем и последним боем!
21 июня 1944 г.
Баллада о позывных
Плацдарм за Изюмом
в земле молчал.
На командном пункте
дежурный боец
охрипшим голосом
в трубку кричал:
— Днепр! Днепр!
Говорит Донец!
Три дня не смыкали
живые
глаз;
на переднем
спали одни мертвецы.
Земля как будто вся
поднялась:
в Днепропетровск
вступили бойцы.
…Зима. Каганец.
В блиндаже серо.
Зуммер не слышен
сквозь вьюги свист.
— Днестр! Днестр!
Говорит Днипро!
(Тот же самый телефонист.)
…По горло в грязи.
Наступленье шло.
И вот —
на солдатский сон и штыки
сады Заднестровья
сквозь звезд тепло
уронили майские лепестки.
В знойный поход
шел батальон:
был в движенье
передний край.
Телефонист кричал в микрофон:
— Дунай! Дунай!
Дайте Дунай!