— А у вас есть супруга? — полюбопытствовал эльф, отхлёбывая из своей кружки.
— Была, — поморщился Келлард и опустил глаза.
— А дети? — не отставал неугомонный собеседник.
— Сын… был… — с трудом выговорил маг.
Сейчас он не помнил о надежде и разговоре с Лизабет: тьма подсовывала ему из своих глубин те ответы, какие больше подходили его состоянию.
— Милостивые боги, я слышал, что некромантов и прочих тёмных колдунов часто преследуют неудачи, но чтобы вот так… Знайте, я сочувствую вам! — приставучий эльф потрепал Келларда по плечу.
Тот помотал головой, набрался решимости и опрокинул в себя оставшееся пойло.
— Вам нужна добрая душа, господин волшебник, — улыбнулся светловолосый. — Очень желательно, чтобы она была заключена в красивое женское тело.
— Была… — махнул рукой маг и уронил голову на руки.
Некоторое время он явственно видел Доннию. Сначала безмятежно спящей, уютно прислонившейся к его плечу, потом — обнажённой, неистово срывающей с него одежды. В постели её кротость бесследно испарялась, она отдавалась ему жарко, не сдерживая стонов и переполняющей молодое тело энергии. Он недоумевал, что она нашла в нём — потрёпанном Инквизицией худосочном колдуне, — когда в Храме Ньир всегда в достатке было рыцарей и воинов, чьи крепкие мускулы заключали в себе живую силу, не тронутую влиянием сумрака.
На смену воспоминаниям, в которых они подолгу предавались горячим ласкам, пришла звенящая пустота подземелья. В ней пахло сыростью, старой кровью и издохшими крысами. Он брёл и брёл куда-то, опираясь на осыпающиеся стены. Под ногами блестела вода, везде были запертые решётки, и он помнил, что за одной из них увидит нечто такое, чего не сможет забыть. Уже скоро, совсем скоро, за тем поворотом. «Нет, туда нельзя», — и вновь он в ласковых руках Доннии, вновь её губы поспешно целуют его лицо, зажмуренные веки, щеки с дорожками солёных слёз.
«Лабиринт забвения — это особое заклинание, над ним работали десятки лет…» — шепчет он любимой.
«Игры с памятью опасны, я слышала, как некоторые лишались рассудка от подобных воздействий», — возражает целительница.
«Если пользоваться мгновенными заклинаниями, то можно повредить мозг, всё верно. Но Лабиринт потому так и называется, что работает постепенно. День за днём то чувство или эмоция, на которую наложено заклятие, увлекаются всё дальше в сумрак сознания. И наступает день, когда приходит свобода. Эльф или человек постепенно забывает о своей боли», — терпеливо рассказывает Келлард.
— И сколько дней есть на то, чтобы отменить заклятие? — поинтересовался звонкий женский голос. Он звучал откуда-то снаружи, резко и слишком громко.
Призыватель вздрогнул всем телом и протёр глаза. Таверна продолжала мерно гудеть, но на сцене уже никого не было, и от дымного угара остались только тонкие серые струйки, вытекающие из закопчённых кувшинов. Одна из танцовщиц сидела на коленях у богато разодетого купца, другая с хохотом разливала вино компании молодых людей, судя по форме, студентов магической Гильдии.
— Сколько дней, я спрашиваю?! — по столу ударила крепкая рука, унизанная зачарованными кольцами.
— Девять… — сказал Келлард, поднимая голову.
— Кел, когда ты это сделал? Сегодня? Отвечай, пьянь!
Вместо любопытного незнакомца напротив сидела коротко остриженная женщина с татуировкой на щеке. Левый висок её был выбрит наголо, жёсткие остроконечные уши украшали маленькие серьги со сверкающими камнями. Одежду эльфийки составляли кожаные штаны, тёмная шёлковая рубаха и наброшенный на плечи дорожный плащ. В отличие от всех предыдущих лиц, что довелось созерцать Келларду за этот долгий вечер, это лицо было до боли знакомым.
— Сегодня, — покорно кивнул он. — Рин, что ты здесь делаешь?
— Какое счастье, меня узнали наконец! — грубовато рассмеялась волшебница.
Ринарет была одной из призывателей, талантливым мистиком, специалистом по порталам и временным пристанищам в сумраке. О её способностях водить за нос искателей Ордена ходили легенды, как, впрочем, и о несносном характере, которым эльфийка гордилась. Детство Рин провела на улицах, в нищих грязных кварталах Дорифиса — города, что был расположен в нескольких десятках миль восточнее столицы. По слухам, приёмные родители нашли восьмилетнюю эльфийку в сточной канаве, где она умирала от побоев и ран, сама же девушка в зависимости от настроения рассказывала разные истории, и ни одна из них не была правдивой.
— Мы нашли отличное место, где можно обосноваться, — сообщила она, за обе щёки уплетая принесённый ужин и прихлёбывая вино.
— Вы? — задумался Келлард, пытаясь переварить услышанное. — Вы — это кто?
— Гаэлас и я, разумеется! — разозлилась Рин. — Мы надеялись, что ты ждёшь нашего возвращения!
— Жду, — согласился маг. — У меня для Гаэласа есть… новость.
— Правда? — Она склонилась через столик. — Что за новость?
— Я забыл, — признался Келлард и обвёл таверну невидящим взглядом. — А где он? Где Гаэлас?
— Пошёл домой, — с набитым ртом ответила девушка, — в ваше подземелье.
Что-то заставило призывателя с грохотом вскочить со своего места и протестующе замахать руками. При этом он уронил стул и расплескал вино соратницы по Гильдии. Таверна и все её посетители закружились перед глазами, сливаясь в калейдоскоп из огней, лиц, посуды и разномастной одежды.
— Сядь! — скомандовала Рин и силой усадила опасно качающегося мага обратно, одним движением ноги вздёрнув стул на ножки.
— Мне надо идти, сказать Гаэласу что-то важное! — протестующе замычал Келлард.
— Утром скажешь, сейчас ты на ногах не держишься. Ты же не думаешь, что я потащу твою тушу на себе на другой конец Фэита?
Он помотал головой.
— Вот и прекрасно. Я сняла комнату. Сейчас доем и пойдём спать. Не помню, когда спала в настоящей кровати, с одеялами и подушками.
В следующий раз сознание вернулось к Келларду уже в комнате. Он с удивлением рассматривал незнакомую обстановку и никак не мог сообразить, как он здесь оказался, пока настойчивые руки не принялись стаскивать с него балахон. Остаться без одежды в чужом жилище ему не хотелось, потому он покрепче вцепился в ворот мантии, но эльфийка тут же принялась за его сапоги и штаны.
— Веди себя хорошо, магистр Эльсинар, иначе будешь спать на коврике, — сказала девушка.
Когда она подняла на него глаза, он вспомнил, что в таверне его отыскала Ринарет. Она — своя, ей можно доверять. Маг позволил ей расправиться с его одеждой и потянулся за одеялом, чтобы прикрыть наготу. Она поймала его за плечи, не дала упасть, потому как комната тоже решила пуститься в пляс и исподтишка норовила ударить гостя дощатым полом в лицо. Лёжа было намного легче, хотя почему-то казалось, будто кровать качается, как лодка, желая выбросить мага наружу.
Рин посмотрела на него и рассмеялась, она всегда легко меняла настроение — то злилась, то начинала хохотать, это Келлард тоже помнил отчётливо. Сейчас она стояла вполоборота к постели и стягивала с себя рубаху и брюки. Тело её было жилистым, поджарым. В сосках небольшой груди и пупке поблескивали зачарованные безделушки.
— Это больно? — спросил маг, не сводя глаз с украшений на груди, когда Рин блаженно растянулась рядом поверх одеяла.
— Хочешь такие же? — усмехнулась она.
— Нет… — подумав, ответил он.
— Чистая постель. — Потянувшись, она легла на бок и встретилась глазами с Келлардом. — Ты знаешь, я давно разучилась мечтать о чём-то значительном. Вроде собственного дома или прекрасного рыцаря в койке.
— Угу, — чуть улыбнулся он.
— Спи, — сказала Ринарет и забралась под одеяло.
— Все девушки любят прекрасных рыцарей, да? — задумчиво пробормотал маг.
— Твоя Донния любила тебя, например. Добрая душа.
— За что?..
— Откуда мне знать? Я бы такого идиота никогда не выбрала. Как у людей говорят, ни кола, ни двора, да ещё и шкура драная. Про умственные способности вообще промолчу. Всегда удивлялась, как это тени тебя слушаются, но потом поняла как: у них мозгов нет.