Свияжский современникам напоминал предводителя Епифанского уезда Самарина, ставшего потом тульским губернским предводителем.
Дальше говорится: «Если бы Левин не имел свойства объяснять себе людей с самой хорошей стороны, характер Свияжского не представлял бы для него никакого затруднения и вопроса; он бы сказал себе: дурак или дрянь, и всё бы было ясно. Но он не мог сказать дурак, потому что Свияжский был несомненно не только очень умный, но очень образованный и необыкновенно просто носящий своё образование человек… Ещё меньше мог Левин сказать, что он был дрянь, потому что Свияжский был несомненно честный, добрый, умный человек, который весело, оживлённо, постоянно делал дело, высоко ценимое всеми его окружающими, и уже наверное никогда сознательно не делал и не мог сделать ничего дурного»[26].
Вот дальше и начинается то, что теперь называется «сетевой срач», а тогда звалось «спор неравнодушных людей о будущем России».
Левин разговаривает с помещиками, и один из них сразу сообщает: «Где земля у меня при крепостном труде и хорошем хозяйстве приносила сам-девять, она исполу принесет сам-третей. Погубила Россию эмансипация!»
Про этого помещика (он немного похож на брата писателя и немного — на Фета, но вообще — на множество небогатых помещиков) Толстой пишет как про блогера: «Помещик, очевидно, говорил свою собственную мысль, что так редко бывает, и мысль, к которой он приведён был не желанием занять чем-нибудь праздный ум, а мысль, которая выросла из условий его жизни, которую он высидел в своем деревенском уединении и со всех сторон обдумал». Он сообщает присутствующим вечную мысль о том, что «всякий прогресс совершается только властью… Возьмите реформы Петра, Екатерины, Александра. Возьмите европейскую историю. Тем более прогресс в земледельческом быту. Хоть картофель — и тот вводился у нас силой. Ведь сохой тоже не всегда пахали. Тоже ввели её, может быть, при уделах, но, наверно, ввели силою. Теперь, в наше время, мы, помещики, при крепостном праве вели своё хозяйство с усовершенствованиями; и сушилки, и веялки, и возка навоза, и все орудия — всё мы вводили своею властью, и мужики сначала противились, а потом подражали нам. Теперь-с, при уничтожении крепостного права у нас отняли власть, и хозяйство наше, то, где оно поднято на высокий уровень, должно опуститься к самому дикому, первобытному состоянию. Так я понимаю».
Ему говорят, что хозяйство можно вести наймом, а он отвечает, что власти у него нет.
Ему отвечают, что рабочими (тут надо понимать, что имеются в виду не марксистские рабочие), но помещик гнёт своё: «Рабочие не хотят работать хорошо и работать хорошими орудиями. Рабочий наш только одно знает — напиться, как свинья, пьяный и испортит всё, что вы ему дадите. Лошадей опоит, сбрую хорошую оборвёт, колесо шинованное сменит, пропьёт, в молотилку шкворень пустит, чтобы её сломать. Ему тошно видеть всё, что не по его. От этого и спустился весь уровень хозяйства. Земли заброшены, заросли полынями или розданы мужикам, и где производили миллион, производят сотни тысяч четвертей; общее богатство уменьшилось. Если бы сделали то же, да с расчётом…»
Тут, правда, помещик начинает рассказывать свой план освобождения крестьян, но его никто не слушает. Примерно так же это интересно, как истинный план перестройки, который тебе рассказывают в социальных сетях.
Левин с помещиком соглашается, а вот Свияжский полон оптимизма и говорит, что всё можно поправить, и всё от нашего незнания, и дрянную молотилку сломают, а его паровую не сломают. Русскую лошадёнку испортят, а першеронов и битюгов не испортят. И как публицист заканчивает: «Нам выше надо поднимать хозяйство».
Свияжскому замечают, что денег на першеронов нет, а тот парирует: на то и банки.