Безуспешно попытавшись с веранды успокоить детей, визжавших во дворе, Чеда и Звездана спустились вниз, чтобы забрать свою девочку, а Вера осталась на кухне делать салат. Уходя, Чеда сказал Мики, что заглянет к нему в церковь посоветоваться обо всем, что касалось его нового проекта, и попросил священника сохранять для него все поминальные записки, подаваемые прихожанами – ведь не все помещают объявления об умерших родственниках в газетах.
– Негоже нам сейчас долго валяться в постели. Конец близится, отче! Близится экзамен любви! – обронил долговязый Чеда уже на лестнице. С этими словами художник забросил свой длинный хвост завязанных волос за плечо и с напускной церемонностью последовал вниз, за Звезданой. Та лишь слегка обернулась, чтобы показать свои презрительно надутые губки. А вернее, для того, чтобы еще раз, издалека, продемонстрировать, как ей идет ее новое приобретение – пончо, пошитое из пиротского ковра.
Едва проводив гостей, Мики открыл ящик комода и извлек оттуда потертую перевязанную коробку.
В своем вечном беге трубочист с ее крышки больше не казался священнику опасным – скорее, каким-то грустным и усталым. Внезапно Мики ощутил сильное желание посмотреть, что находится в этой коробке, и только потом отнести ее в церковь. Но дети уже затопотали по лестнице, и Мики поспешил вскочить на стул, чтобы убрать коробку в надежное место – высоко на книжную полку. Ему было отлично известно, какой ущерб способны причинить дети. Один видеопроигрыватель он трижды носил в ремонт.
Несмотря на твердое намерение осмотреть содержимое коробки после обеда, отец Михаило, наевшись досыта, опять позабыл и о Дорогом Дьяволе, и о его бумагах. Он повалился на софу и заснул как убитый.
Тревожная сирена завыла в обычное время, где-то после девяти часов вечера. Знак, что первая волна самолетов вторглась в воздушное пространство Сербии.
Дети почистили зубы и улеглись спать. Мики с Верой уселись у телевизора смотреть фильм о том, как марсиане уничтожают Америку и остальной мир, но в конечном итоге проигрывают войну с землянами. В последней битве особенно отличился американский президент, управлявший одним из самолетов.
Если показанное в фильме разрушение Нью-Йорка и Вашингтона было настоящим бальзамом на души подвергавшихся бомбежкам православных, то Мистер Президент в самолете настроение подпортил. Уснувшая попадья копировала дочку. Имитируя тошноту, она совала пальцы в рот. Как Анджелия, когда ей что-то не нравилось.
Фильм ни разу не прервали новости о бомбардировках. Не слышалось взрывов и в городе. Но металлические стервятники все еще кружили высоко над Сербией, высматривая цели.
Фильм закончился за полночь. Вера удалилась спать, а Мики остался, решив еще немного посмотреть телевизор.
Около половины второго, так и не дождавшись ни взрывов, ни новостей о бомбардировках, священник встал – немного размять ноги. Он подошел к окну, чтобы выкурить сигарету на свежем воздухе.
Напротив, облокотившись на подоконник, курил свою ночную сигарету (Бог знает, какую по счету) сосед Чомбе. Он и Мики дольше всех бодрствовали по ночам и частенько через улицу обменивались самыми свежими известиями, которые им удавалось узнать. Как активист национально-ориентированной партии, Чомбе первым в округе получал по телефону информацию о том, что происходит.
– Не теряют зря времени, скоты, чтоб им пусто было! Сегодня вечером тоже, небось, издырявили все свои разведкарты. Они же должны выработать норму, – прогромыхал через узкую улицу своим надтреснутым голосом Чомбе. Ночь стояла тихая, каждое слово слышалось отчетливо, и повышать голос не было нужды. – Мои говорят, что основные бомбежки будут на Троицу и Духов день. Тогда и в церкви будут метить. Так что будь осторожен, сосед! Мой тебе совет – пропусти службу. Серьезно.
Как национально сознательный активист, Чомбе на словах сильно беспокоился о храмах и сохранении православия. Но Мики не помнил, чтобы хоть раз видел его в церкви. «Сербы, должно быть, уже десятилетиями страшатся бомбардировок церквей, потому-то так редко и ходят на литургию», – подумал священник не без некоторой злобы, однако соседу ничего не сказал. Откашлявшись, он загасил лишь наполовину выкуренную сигарету и вернулся к телевизору.
На экране мелькали опостылевшие пейзажи. Мики схватил газету. Но и в ней не осталось ничего интересного, что бы он уже не прочитал. Священник отложил газету и прилег на софу, размышляя о том, почему он так и не полюбил рыбалку. А ведь как было бы здорово время от времени выбираться на реку и наслаждаться там жизнью в унисон с ритмом природы, а не загнивать в городской квартире, как в какой-то клетке для бройлеров. Однажды друзья взяли его с собой на утреннюю рыбалку, и ему там очень понравилось. Кто не испытал умиротворение, охватывающее человека у реки, тот вообще не представляет себе, что такое подлинное умиротворение. Действительно, на той рыбалке Мики настолько успокоился душой, что заснул на складном походном стульчике и чуть не упал в воду.