— Пирамида жизни, — Ильсо прошептал, в его широких глазах отразились цветные блики.
Юноша направил одну руку перед собой, и один луч, словно меч, вонзился в землю. Пять остальных соединились с ним в вершине, и мертвые тела друидов, как по чьему-то безмолвному приказу поднялись над землей. Лучи пронзили их насквозь, и кровь, пропитавшая землю, потоками жизни стала вновь наполнять бездыханные тела.
— Кто они? — не отрывая глаз от творящегося волшебства, спросил Когон.
— Это Истинные, — одними губами проговорил Ильсо. — Люди, не утратившие дар. Первая раса старой Империи.
В их племени не верили в магию, и тем более, в древние расы. Новая вера орков гласила, что Великий Бронг принес жизнь в умирающую Империю. Он создал оазисы в бесконечной пустыне, и расы, расселяясь по разным уголкам, образовывали свои касты. И в их вере не было местам людям.
Но, должно быть, многие поколения старейшин ошибались. Перед его взором, не ведя и глазом в его сторону, Истинные творили волшебство, и убитые друиды поднимались.
— Это невозможно, — Когон протер глаза кулаками, но картинка не исчезла. Лучи потускнели, и красные пятна стерлись с изумрудно-зеленого холста поляны. Друиды преклонили колени.
Над их головами возникли светящиеся шары. Они возвысились и, соединившись в один, вновь образовали пламя. Разноцветные языки потянулись к чародеям, но теперь их коснулись друиды. Вдохнув расплескавшийся жар, они слились с пламенем и растворились в воздухе. Истинные сложили перед собой ладони и опустились на колени. Звуки пропали вновь.
— Это наш шанс, — Когон поднялся и, ловко перескочив камень, по уклону проскользил вниз. — Они помогут нам! Мы сможем возродить наши племена!
— Стой! — он едва расслышал зов Ильсо и продолжил спуск. — Вернись, упрямый орк!
В спину прилетел камень, но Когон увернулся. Что бы ни задумал хитрый эльф, он должен попытаться. Если есть хоть малейшая возможность вернуть своих, он использует ее.
— Эй! — Когон ускорялся на крутом склоне. — Не уходите!
Фигуры обернулись. Раскинув языки, будто шелковые ленты, разноцветный костер переместился. Теперь он полыхал между Истинными и орком.
Горячее дыхание обдало лицо, и Когон закрылся, пятясь. Огненные ленты, будто подгоняемые невидимым ветром, тянулись к нему и обжигали твердую кожу.
— Не подходи ближе, орк! — поляну наполнил голос: равнодушный и твердый, что казалось, даже он противостоит порыву Когона. — Мы сами решаем, когда время.
За прозрачными языками сверкнули три рубина, в небо вытянулись лучи. Фигуры переместились дальше.
— Нет, стойте! — он поднял руки, но они будто перевесили все его тело, и Когон повалился на камни. Цепляясь за скользкий склон, он покатился кубарем. Пламя взмыло в воздух.
В руках одной из фигур возник огненный шар. По лбу пошел пот, под доспехом застонали отбитые кости. Он напряг ступни и… не смог подняться.
— Оставайся на месте, Когон из племени кочевников, — над ним возвысилась фигура. Она держала перед собой ладонь, будто ограждалась от неизвестной опасности. Но глаза смотрели безучастно.
Белые локоны спадали ниже плеч, тонкие губы сжимались, и бесконечные символы — витиеватые узоры — покрывали кожу на бледном лице. В мочке уха горел рубин.
— Не смей идти за нами, — она сжала ладонь в кулак, и грудь сдавил невидимый ком. Чуждый озноб вдруг подкрался к горлу, губы сделались сухими. — Если ослушаешься, умрешь.
Тупая боль растекалась в грудине, пальцы, прежде сжимавшие топоры, задрожали. Когон зарычал.
— Видящая, — в ее речь вплелся мужской голос. Такой же бездонный и такой же чужой. — Нам пора.
Когон попытался повернуться в его сторону, но лишь уронил голову на плечо. Шелковые ленты смешались, образуя разноцветный шар. Видящая отступила.
Истинные соединили ладони, и шар поглотил их. На поляне остался он один.
Когон наконец вдохнул, но словно горная плита накрыла легкие, и в глазах помутнело. От попыток подняться дрожали ноги, и лопатки сводило судорогой. Лицо горело сильнее.
— Ильсо-о, — орк позвал, но лишь прерывистый хрип вырвался из его груди. Солнце клонилось к горизонту, и тени сгущались. Послышались легкие шаги.
Словно скованный, Когон не смел шевельнуться, но стоило ему учуять незнакомый запах, мир перед глазами погас.
* * *
Он очнулся от боли. Грудную клетку словно сковали тугие цепи и при каждом вдохе сильнее впивались в кожу. Глаза слепил дневной свет, но, проморгавшись, Когон увидел над собой цветные полотна. Значит, он в шатре. Ильсо принес его в лагерь?
— Я рад видеть тебя в добром здравии, Когон, — раздался стальной голос, по носу ударил резкий запах гари. — Ты очнулся очень вовремя.