— Мадам, — продолжал аббат, — успокойтесь. Я буду постоянно вас информировать, вы можете на меня положиться. Я готов делить свое время между службой и требованиями дружбы.
— Спасибо, — прошептала она, — вы мой самый лучший друг. Когда он ушел, к ней вбежала мадам дю Оссэ с сообщением,
что ее хочет видеть доктор Кенэ.
Его сразу же проводили к ней, она взяла его руки в свои и подняла к нему свое измученное лицо.
— Успокойтесь, успокойтесь,— сказал Кенэ,— причин для такого горя нет. Это всего лишь царапина, уверяю вас.
— Вы думаете, он поправится? — Убежден. Однако в нашем мире, мадам, болезнь короля весьма отличается от болезни его подданного. Если б он не был королем, он бы уже через день-другой отправился на охоту или на бал.
— Вы обрадовали меня, мой дорогой друг. Зачем вы мне все это сказали? Только чтобы успокоить?
— Нет, мадам, если бы я думал, что ему грозит опасность, я бы так и сказал. Но, заверяю вас, ничего страшного нет. Дофин все время с ним, вместе с духовниками. Они убеждают его изменить образ жизни.
— Вы думаете, они хотят убедить его изгнать меня прочь?
— Я вспомнил о Метце, мадам.
— Да, я знаю. Мадам де Шатору последовала за ним на войну, но ее к нему не допустили и отослали прочь, она претерпела большие унижения. Я не позволю, чтобы такое случилось со мной. До того, как мне прикажут уйти, я уйду сама.
— Ничего не делайте в спешке, — сказал доктор, — подождите. Всегда лучше проявить осторожность.
Маркиза согласилась:
— Я подожду. Я знаю, пройдет время, и он позовет меня. Дофин... священники... Они доведут его до депрессии. И вскорости, уверяю вас, он пришлет за мной. Да, надо ждать. Только ждать. И потом все вернется на круги своя... Будто этот безумец никогда к нему и не приближался.
Доктор улыбнулся — она ему очень нравилась. А потом высыпал в бокал какой-то порошок и дал его мадам дю Оссэ:
— Добавьте немного воды и дайте своей госпоже. Это поможет мадам заснуть сегодня ночью, ей надо отдохнуть. И... заботьтесь о ней. Ей нужна ваша забота.
Мадам дю Оссэ кивнула и отвернулась, чтобы врач не видел выражения ее лица, но он прекрасно понимал, что она чувствует.
e/>
Машо и д'Айен прошли в помещение стражи, где содержался Дамьен.
Герцог д'Айен был особенно зол — ведь покушение произошло в его присутствии, в присутствии капитана королевской стражи, и он никак его не предотвратил. Он твердо решил продемонстрировать королю и всем остальным, что считает этот акт чудовищным, что подлому предателю пощады не будет. Герцог д'Айен, сын маршала Франции, герцога де Ноайля, поддерживал иезуитов и потому решил, если получится, выудить у Дамьена информацию, компрометирующую янсенитов.
Машо же, со своей стороны, терпеть не мог иезуитов и потому решил, что Дамьен действовал от имени этого ордена. Он видел в Дамьене орудие заговора с целью возвести на трон дофина, а поскольку дофин всегда твердо придерживался того, что говорили иезуиты, следовательно — Дамьен их агент.
Таким образом оба эти могущественных господина вошли в узилище несчастного Дамьена с твердой решимостью получить показания, компрометирующие противоположные стороны.
Дамьен встретил их спокойно. Он тихо улыбался — хотя стражники уже разукрасили его физиономию ссадинами и синяками.
— Ответьте, — начал Машо, — было ли лезвие отравленным?
— Клянусь, что нет! — вскричал Дамьен.
— Так как же вы рассчитывали убить короля... таким маленьким перочинным ножиком?
— А я и не собирался убивать короля, я только хотел преподать ему урок.
— Какой урок?
— Чтобы он вырвал из своего сердца зло и гадких советчиков и начал править своим народом мудро.
— Кто вам приказал сделать это? — спросил д'Айен.
— Никто.
— Вы лжете.
— Я не лгу! Я сделал это по велению Господа и народа.
— Вы совершили это преступление из религиозных побуждений? — прицепился д'Айен. — Каковы же они?
— Народ голодает. Он умирает в горе и нищете.
— Вам заплатили, — вмешался Машо. — Кто вам заплатил?
— Я же говорю, я сам это сделал, ради славы Господа и счастья народа. Я не собирался убивать. Если б я хотел убить, я бы так и сделал.
— Вам приказали иезуиты? — продолжал Машо.
— Клянусь, нет.
— Тогда, может быть, янсениты, враги иезуитов? — предположил д'Айен.
— Никто из смертных мне не приказывал. Я сделал все по велению Господа.
— Почему вы говорите о нищете? Разве вы не служили в домах, где было достаточно еды?
— То, что добро лишь для одного, не есть добро ни для кого, — таков был ответ Дамьена. — У него есть сообщники, уверен в этом,— сказал д'Айен.