Ле Бель считал себя знатоком, но и он вынужден был прижать, что никогда еще не видел девушки прекраснее. На овальном лице светились огромные черные глаза, тяжелые иссиня-черные кудри были перехвачены алой лентой. И ей явно нравилось служить у Франсуа Буше. Когда девушка вышла, Ле Бель воскликнул:
— Какое хорошенькое дитя!
— Хорошенькое?— возмутился художник. — Луиза прекрасна.
— Я вижу, вы написали ее портрет. От него взгляда не отвести.
— Да, хотя я не смог в полной мере отразить красоту Луизы. Я рисовал ее снова и снова, но так и не достиг того, к чему стремился.
— Вам с моделью повезло. К тому же она производит впечатление хорошей и скромной девочки.
Буше кивнул.
— Бедняжка Луиза. К таким, как она, жизнь несправедлива. После ее дома моя скромная студия кажется ей дворцом.
— Что, дела настолько плохи?
— Плохи? А что вы скажете, если узнаете, что эта старая ведьма, ее матушка, продавала — буквально продавала — ее сестер? Моя бедная Луиза выросла в доме торговки-старьевщицы, неподалеку от Пале-Рояль. А поскольку тряпье у мадам О'Мерфи не очень-то раскупали, она приторговывала дочерьми.
— О'Мерфи... Странное имя.
— Отец у них был ирландцем, когда-то он был солдатом... Сущий мерзавец. Когда Луизе сравнялось двенадцать, они с женушкой отправили Луизу к мадам Флере. Сейчас Луизе четырнадцать.
— Мадам Флере, кажется, портниха?
— Мастерская — это прикрытие, на самом деле она зарабатывает на другом. Ее заведение — не что иное, как бордель. И ей-то, заметьте, старьевщица и продавала своих дочерей. Там я Луизу и нашел. Я забрал ее с собой и не могу вам описать, как бедная девочка обрадовалась.
— Это-то я могу легко себе представить.
Луиза вновь вошла в мастерскую. Ле Бель вовсю разглядывал ее. Он понял, что хотя девочка и держится скромницей, она прекрасно чувствует его взгляд.
— Ах, как прекрасно чувствуешь себя здесь, в мастерской художника, как приятно отдохнуть после всех строгостей версальского этикета, — как бы между прочим заметил Ле Бель. Девочка оказалась вполне смышленой — упоминание о Версале сразу заинтересовало ее. Да и кто мог остаться безучастным после всех разговоров о версальской роскоши и излишествах?
— Наполни мсье Ле Белю бокал, — приказал Буше.
— Спасибо, моя дорогая, — ласково поблагодарил Ле Бель. Наконец гость откланялся, но из квартала уходить не спешил — он полагал, что девушка догадается и потихонечку выйдет вслед за ним под каким-нибудь благовидным предлогом. И ждал он не напрасно.
Прошло всего пять минут — и на улице, в ореоле иссиня-черных кудрей, показалась Луиза.
— Мадемуазель О'Мерфи! — окликнул ее Ле Бель.
— О, это вы! — девушка с таким искусством разыграла удивление, что Ле Бель подумал: а эта крошка не лишена чувства юмора! Да, эта дочка старьевщицы, судя по всему, не только красива, но и неглупа. — Так это вы, мсье Ле Бель из Версаля...
— Я ждал вас, мадемуазель. Я бы хотел кое-что вам сказать.
— А разве нельзя было сказать мне это в мастерской мсье Буше?
— Нет, нельзя. Вы очень красивы и, наверное, прекрасно об этом знаете.
— Да, мне об этом уже говорили, — почему-то невесело ответила она.
— Вы могли бы составить себе состояние.
— Многие предлагали мне состояния...
— Но я могу предложить вам нечто большее, нечто более блистательное, чем другие. Я могу отвезти вас в Версаль.
Она расхохоталась — совсем как уличная девчонка:
— Ну конечно, мсье Ле Бель, на самом деле — вы переодетый король!
— Как ни странно, это замечание недалеко от истины.
Она по-прежнему насмешливо улыбалась, но он заметил, что в глазах ее появилось настороженное выражение.
— Выслушайте же меня, — продолжал он, — завтра, в это же время, в конце улицы вас будет ждать экипаж. Он отвезет вас в Версаль... К тому богатству и роскоши, которых вы заслуживаете.
— Но как я могу быть уверенной в том, что это правда? Он снял с пальца кольцо.
— Взгляните. Это — бриллиант. Это кольцо стоит больше, чем все, что вы сможете за всю жизнь заработать, прислуживая Мсье Буше. Я одолжу его вам до той поры, пока у вас не появится столько драгоценностей, что это кольцо покажется вам простой побрякушкой.
Луиза взяла кольцо. Сияние бриллианта ее заворожило. Но она вовсе не была дурочкой — улица одарила ее опытом. Ле Бель подумал; что она была хорошей помощницей матери, когда та по понедельникам торговала на Гревской площади тряпьем.
Он понял, что завтра с утра она проверит, настоящее ли кольцо, а потом с нетерпением будет дожидаться экипажа.
***