Исаева послали на монтаж одного из заводов, воздвигавшихся в этом районе, — завода ферросплавов. Эти сплавы предстояло выплавлять в огромных французских электрических печах высокой производительности. И хотя Исаев ничего подобного этим печам в жизни никогда не видел, он смело заявил, что готов взять на себя руководство их монтажом.
Работа выглядела весьма обещающе, но оклады были меньше, чем на Магнитке, а Алексею Михайловичу предстояло помогать родителям. Плохо было и с питанием. «Для того чтобы прикрепиться к довольно гнусной и дорогой ИТРовской столовой, нужно получить рекомендации инженерно-технического совета (а я даже не член профсоюза!)».
Сделав столь невеселую запись, Исаев добавляет: «Обживусь. Место очень интересное и не такое свирепое. Люди и начальство приветливые».
Однако настроения Исаева неустойчивы. «Как на всяком гиганте, — писал он через каких-то пять дней, — здесь нет квартир, гнусные, битком набитые столовые, большие расстояния, которые ты прешься пешком, чертовская, граничащая с издевательством волынка с получением денег, прикреплением к столовым, с какими-либо оформлениями, прикреплениями и т. д. …Очень и очень возможно, что я заколочу свое барахло в ящик и пошлю вам. А сам сколочу плот и поплыву в Одессу по волнам Днепра».
Раздраженное настроение объясняется просто: «С монетой скверно — посылать вам сейчас ничего не могу. Остальное как будто бы налаживается. С сегодняшнего дня обеспечен хлебом[2]. Добавляю к нему повидла или какой-нибудь ерунды вроде форшмака из селедки — имею бутерброды на работу. Комнату, может быть, получу вскоре, да и сейчас живу очень прилично в жилищном отношении».
Не повезло Исаеву и с начальником. Сорокалетний опытный практик, ведавший монтажом завода ферросплавов, глубоко презирал молодых дипломированных инженеров. Он не упускал возможности унизить и третировать начинающих специалистов.
«Этот субъект таков, — писал Алексей Михайлович, — что я никогда не думал, что подобные могут существовать на свете. Типы Достоевского, Щедрина, Иудушка Головлев — перед ним младенцы…»
Исаев хотел дать бой, но передумал. Силы были неравны. Начальник монтажа считался сильным производственником, а в обстановке напряженной работы это ценилось превыше всего. Взвесив все «за» и «против», Исаев перешел в технический отдел.
«Технический отдел, — писал он отцу, — всегда и везде, на всяком предприятии — это его мозг. Там теоретически прорабатываются и проектируются все производственные вопросы… Работа там умственная, безусловно интересная, но всегда и везде техотделы отстают от жизни производства.
Производственники с презрением смотрят на техотделы, которые затягивают их заказы, называют их, и справедливо, похоронными бюро. Это всегда бюрократические учреждения, конструкторы, работающие там, имеют вид крыс и ведут в противовес производственникам размеренный образ жизни. Но там тепло, хорошие столы, обед от часа до двух, тихие разговоры… Словом, там можно оттаять. И я начал оттаивать…»
Знания и опыт Исаева раскрылись на первом же задании, которое он охарактеризовал как работу, «измеряемую квадратными метрами чертежей», — спроектировать монтаж перекрытия сталеплавильного цеха. «За четыре часа я уже все обдумал, ознакомился с положением на месте. Написал объяснительную записку. Завтра начерчу, и зав ахнет от удивления. Такие работы тут делаются недели две.
Я слишком долго не работал. Теперь вокруг все будет трещать. Как и тогда, на Магнитке, открою борьбу с рутиной…»
Интересное дело окрыляло Исаева. «Я вдыхаю жизнь, — писал он через две недели в Москву, — свои 23 года, как пахнут они, эти замечательные 23, и как хороша земля, какое яркое солнце выливается на нее и воздух — густой, звонкий воздух, приносящий удивительные звуки: Чайковскому далеко до танковых паровозов, кранов, экскаваторов[3].
Разве плохо в половине шестого проснуться в номере на троих, проснуться от того, что слишком громко начинает кричать стройка — десятки паровозов, кранов, экскаваторов впихивают свои сигналы в открытое окно?
Разве плохо, полившись холодной днепровской водой и выпив ев стаканчик (тогда не чувствуешь голода), уцепиться за буфер рабочего поезда, который доставит тебя вместе с облепившим вагоны народцем прямо из чудного нового города к чертежам, головоломным задачам, к опалубке, к железу, к бетону?
2
Уезжая из Москвы, Алексей Михайлович не выполнил все формальности с продуктовыми карточками.
3
Это ощущение Алексея Михайловича особенно интересно потому, что был он человеком в высшей степени музыкальным.