Наконец, первое известие — почтовая открытка, напечатанная буро-коричневой краской на желтоватой бумаге. Лаконизмом текста открытка могла вполне соперничать с телеграммой. Алексей сообщал, что после 132 часов пути добрался наконец до Магнито- строя: «Последние 450 километров (1,5 суток) ехал в мягком. После долгой волынки устроился в бараке (на 1–2 дня). Общее впечатление будто бы хорошее. Вдали — Уральский хребет. Писать мне подожди. Сообщу новый адрес. Алексей».
Спустя много лет Исаев рассказал подробности встречи с Магнитостроем, о которых умолчал в той открытке. В бараке ему отвели койку. Не сняв сапоги, на ней лежал какой-то парень. Белья на койке не было. Но зато свежего воздуха в бараке хватало. Он шел с потолка, где светилась дыра от печной трубы. Ангиной Алексей Михайлович заболел довольно быстро.
Едва минули первые недели жизни на Магнитке, как из Москвы пришла телеграмма: «ПОСТАНОВЛЕНИЕ ПРЕЗИДИУМА ДВЕНАДЦАТОГО СЕНТЯБРЯ ДВОЕТОЧИЕ РЕШЕНИЕ МОСОБКОМА ОТМЕНИТЬ ЧЛЕНОМ ПРОФСОЮЗА ОСТАВИТЬ ДАТЬ ВОЗМОЖНОСТЬ ОКОНЧИТЬ ИНСТИТУТ ВЫНЕСТИ ВЫГОВОР ТОЧКА ТЕЛЕГРАФИРУЙ ПОЛУЧЕНИЕ НАСТОЯЩЕЙ ТЕЛЕГРАММЫ».
Эту телеграмму послал Михаил Михайлович. Затем письмо донесло и официальное подтверждение ОТЦОЕСКОЙ депеши — выписку из постановления Президиума ВЦК Союза горнорабочих СССР от 12 сентября 1930 года. Поскольку из членов профсоюза и студентов Горной академии Исаев был исключен за хулиганство и недисциплинированность за два месяца до окончания академии, постановили: «Решение Мособкома отменить. Тов. Исаева членом союза оставить. Дать возможность окончить институт. Тов. Исаеву вынести выговор».
Получив такой документ, Алексей облегченно вздохнул и попросился в Москву оканчивать институт. Не тут-то было — не отпустили. И Исаев, не очень-то огорчившись, продолжал работать.
За два с половиной месяца жизни на Урале Исаев стал патриотом Магнитки. Но, увлекаясь ее перспективами и делая для Магнитогорска все, что в его силах, Исаев не забывает и о дипломе, который не получил по своей же собственной вине. Он прикидывает различные варианты. Как оптимист, начинает с самого фантастического: в конце зимы ему предоставляют двухмесячный отпуск, он отправляется в Москву и уговаривает директора выдать ему документы. Второе предположение поскромнее — приехать в Москву и доучиться. Третий вариант (он кажется Алексею Михайловичу наиболее вероятным): получить диплом после ходатайства руководства Магнитки в дирекцию академии.
Конечно, такие мечты согревали, но предаваться им некогда.
«Недавно нам, в силу образовавшегося прорыва, хотели поднести рогожное знамя. Так знайте, что многие горняки плакали на собрании и поклялись не допустить позора! Я никогда не думал, что рабочий (конечно, настоящий, а не сезонник) выглядит так, как он на самом деле выглядит. Если нужно, рабочий работает не 8, а 12–16 часов, а иногда и 36 часов подряд — только бы не пострадало производство! По всему строительству ежедневно совершаются тысячи случаев подлинного героизма. Это факт. Газеты этого не выдумывают. Я сам такие случаи наблюдаю все время. Рабочий — это все. Это центр, хозяин».
«Я вам пришлю наши газеты, — читаем мы в том же письме, — вы поймете. Разве может быть что- либо подобное за границей? Боже мой!
Нет, я счастлив, что живу в Советской России и принимаю участие в стройке гиганта».
С горы Атач, где Алексей Михайлович был начальником буровых, его перебросили в проектное бюро, открыв возможность учиться, совершенствоваться, проверять свои знания делом.
Новая работа сулила перспективы роста, но одновременно ставила и ограничения. Надо было определяться, специализироваться, выбирать направление в технике, способное стать главным делом жизни. Выбор ответствен, и Алексей Михайлович осуществляет его, если так можно выразиться, методом последовательных приближений. Он еще не настолько разобрался в открывшихся возможностях, чтобы выбрать самый привлекательный, наиболее перспективный вариант, но уже достаточно четко понимает, что ему не по нутру. Горное дело Исаев отвергает. Не привлекает и возможность поступить в аспирантуру («Недавно я заполнял анкету, где между про-чим спрашивалось, желаю ли я стать аспирантом в одном из открывающихся в Магнитогорске ВТУЗОВ.
Я ответил отказом»). Шагнуть в науку; не обогатившись опытом? Такая дорога не для него. Он учится жадно и страстно увлекается многим, быть может слишком многим, большим, чем следовало увлекаться серьезному здравомыслящему человеку. Не беда. Зато кругозор расширяется, эрудиция растет так, как это ни одному аспиранту не снится. А живет неустроенно. В гостинице ИТР Исаеву места не хватило. В только что построенное здание Рудоиспытательной станции перекочевать из барака тоже не удалось — там не работал водопровод, а следовательно, бездействовало и отопление.