31
— Может, — сказала Анна, — ваш друг и прав.
Я детально рассказал ей о нашем вечере с Даниелем. Как обычно в ее присутствии, я был абсолютно искренним и безоружным. Конечно, я опустил те места нашего разговора, которые касались непосредственно ее.
— Только, — добавила она, — я должна очень сильно разочароваться.
Анна сама предложила последнюю встречу перед небольшой паузой. Это должно было быть особенное место, достаточно удаленное от Вены, но так, чтобы успеть вернуться назад к вечеру. Место встречи должен был выбрать я.
Честно говоря, я даже не мог себе представить, что бы это значило. Да, знакомая картина: я, плетущийся в темноте.
— Итак, засыпать снова в поисках спрятанного ключа?
— Тогда нужно сразу ложиться на диван, и кто знает, может, через пару лет вы все-таки и найдете ключ. Может, это будет темная комната, в которой мама оставляла вас одного. С монстрами за окном.
Внезапно небо затянуло и официанты засуетились с навесами.
— Ну это уж точно Даниель не имел в виду. Для него психоаналитики — сумасшедшие археологи, копающиеся в душах, специалисты в области фетишизма окаменелостей. Видите, — я попытался изобразить голос Даниеля, — что я раскопал? Ваш стул. Очень твердый. Правда, очень-очень твердый. Если это не наводит вас на размышления…
Анна не засмеялась. Да и как она могла? Она же ни разу не видела Даниеля.
— Чего же тогда придерживается ваш Даниель?
— Он ориентирован скорее на будущее. Правда, он очень занят собственной смертью, которую всегда ждет. И каждый день, в который она его минует, он празднует как личную победу.
— Неплохо. А вы, что вы думаете по этому поводу?
Вечернее солнышко вышло из внезапно ушедшей тучи и начало резвиться своими желтыми лучами на наших лицах. Мы одновременно подняли руки и загородили ими глаза. «Мы», подумал я, что за сентиментальное слово! Не существует никакого «мы».
— Трусливая мертвечина! — услышал я чей-то голос.
Я поднял голову и прямо над собой увидел, как мой эльф бьет крыльями по воздуху, как кнутом. И он тут же скрылся за холмом, сидя верхом на животном из жирного облака.
— Не знаю, — сказал я, — вера никогда не являлась моим коньком. Раньше я бы с гордостью заявил, что являюсь атеистом, а теперь я скорее скептик.
— Вы меня не так поняли, — поправила Анна, — я имела в виду сны.
Солнечный свет струился по ее волосам и перемешивался с черным цветом. Шампунь из яичного ликера.
— Фиксация, — сказал я, снова имея в виду что-то другое, — абсолютно неожиданная фиксация на одной точке. Цахир.
— Что?
— Борхес, — ответил я, — рассказывает историю заколдованной монеты. Каждого, кто ей обладает, монета обрекает на то, что он не может больше думать ни о чем другом, кроме нее. Это и есть Цахир.
— И эта комната и есть ваш Цахир? И вы чувствуете себя жертвой какого-то проклятия?
— Нет, конечно, нет. Но весь мой мир сошелся в одной точке. Хоть она и светит ярко, все равно остается точкой.
— В моем мире все наоборот, — сказала Анна, — все, что сходится в одной точке, больше не может светиться.
Ага! Значит с Мартином не все так гладко. Индивид как жертва симбиоза. Беспросветное совместное существование. Настало время перемен. Вместо ответа я смотрел на нее с ожиданием.
— Черные дыры, — ответила Анна, — материя, которая собирается в ядре во время взрыва гигантских звезд. Полный коллапс. Гравитация — единственный закон. В конце только точка бесконечной плотности. И света нет потому, что сила притяжения не отпускает его.
Официант пронес мимо нас поднос с выставленным на нем абрикосовым ликером. Запах ударил мне в нос, и я почувствовал, как что-то мягкое взяло меня под руку.
— А что, если приблизиться к одной из таких черных дыр, — спросил я после небольшой паузы, во время которой я выдохнул запах своего поражения вместе с сигаретным дымом, — исключительно ради исследовательского интереса?
— Превратишься в спагетти, — сказала Анна с пленительно садистской улыбкой.
— Смелый образ для такого скептика. Солнце скатилось с вершины холма.
— Это, — ответила Анна, — астрономический термин.
О счастливая наука!
— Вы разве не думали о том, чтобы найти эту комнату? — спросила Анна.