— С этим надо что-то делать, — сказал бы мой эльф.
7
Итак, я действительно стоял на вершине Скиддау. Пот ручьями струился со лба прямо в рот и по спине от затылка до поясницы. Но я добрался до верха. Боль в голенях и бедрах уходила и сменялась ощущением триумфа, знакомым мне ранее только по рассказам мечтающего об альпинизме друга и всегда казавшимся мне весьма сомнительным. Ведь на основе этого, как он сам называл, базового чувства он построил целую идеологию самопреодоления.
Сейчас я чувствовал нечто похожее. Я притащил сюда свои килограммы, пренебрег жалобами ради какой-то абсурдной цели — вскарабкаться наверх. То, что мои основные чувства лживо уверяли меня в том, что они чего-то добились, удивило мои остальные части тела. Но что было, то было.
На вершине Скиддау вместо привычного креста или флага находилась своего рода усеченная пирамида из обломков горной породы. И мне казалось, что скалолазу моего склада было бы приятно сесть на высоте в тысячу метров над всеми хозяйками гостиниц и пансионатов, чтобы выкурить сигарету «Бенсон». Но у меня ничего не получилось. Даже попытка добыть огонь с подветренной стороны пирамиды и за полой куртки потерпела неудачу.
Ветер дул со всех сторон, и в то время как я пытался прикурить сигарету под футболкой, сигарета выпала у меня изо рта и закатилась в одну из складок на моем животе. Мне не оставалось ничего другого, как сдаться.
Тем не менее у меня с собой была еще шоколадка «Кэдбери». Кусочек за кусочком я возвращал своему телу то, что только что отнял у него.
Вдруг ветер, словно рабочий сцены, сидящий в небе над озером, раздвинул облака и включил короткий рекламный ролик. И вот ландшафт, находившийся прямо передо мной, начал оживать под руководством солнца. Первый кадр — зато со всеми звездами. Воды Дервента, Бассентвэйт, Ульсвотер — с металлическим блеском, очень сильно изменились в руках неряшливых реквизиторов — заброшенные за кулисы крышки от жестяных банок. Глубоко внизу, подо мной — своды Кэт Белле, похожие на горбы верблюда, чьи холмы за двести лет тесно сплелись со светлыми тропинками туристических маршрутов. Хельвеллин — священная языческая гора Самюэля, а позже — памятник Вордсворту за литературные достижения. Долины, врезавшиеся в горный хребет, раскрасились всеми возможными оттенками тех цветов, которые мы, не будучи эскимосами,[104] называем одним словом — зеленый. В бассейне между Латригг и Бленкатра располагалась каменная насыпь, которая полминуты освещалась особенным прожектором — специальные эффекты ликовали. И можно было поклясться — посреди всех поднимающихся или ниспадающих лугов высветился небольшой пруд, на полпути между серыми металлическими озерами и до самого высокого камня заросшей черно-фиолетовым вереском вершины. И хотя я знал, что это всего лишь луг, один из многих, я не мог устоять и попытался закинуть голову в эту сверхъестественную бирюзовую глубь.
Последний кусочек шоколадки выпал из моих рук. Я встал, осмотрелся, повернулся вокруг себя. Я крутился вокруг собственной оси еще некоторое время, чтобы забыться и впустить в себя образы этого пейзажа. Когда появляется свет, все оживает. «Горный хребет лежит перед нами, — говорит Колридж, — безжизненный и покрытый облаками. Вдруг его встречает солнечный луч, и он начинает плыть по воздуху, как белый дельфин».
Воздух сразу же должен был стать единственной пищей для моих легких! Я бросил полупустую пачку «Бенсон» красивым жестом и с мнимой решительностью вниз. На самом деле я знал — еще одна полная пачка лежала в моем рюкзаке.
Внезапно на меня обрушился зимородок, или, как здесь их называют точнее, Kingfisher.[105] В каждой, даже в самой маленькой, лужице они находят себе рыбу. Но иногда они ломают себе шею, потому что не все, что блестит на солнце, оказывается озером или рекой.
— Иногда лежит он, мертвый, на крыше, — рассказывал мне некий владелец теплицы, предназначенной для выращивания орхидей, из Борровдэйла, — а ты никак не можешь предостеречь их.
Потом я почувствовал желание, чтобы вся эта красота снова исчезла под тенью драматургически необходимого, только что появившегося облака.
104
Автор, очевидно, проводит сравнение с языком эскимосов, в котором существует множество слов, обозначающих, например, белый цвет.