Оставалось только закосить под астролога, однако и здесь имелась целая россыпь подводных камней, основным из которых была тройка в аттестате по астрономии, и та с натягом. Отношения со звездами у меня никогда не складывались, но и выбора не было.
— Позволь, великий государь, познакомить тебя и твоих гостей с разработанной мною системой построения гороскопов! — провозгласил я голосом, каким ведущий цирковых программ объявляет смертельный номер. Не хватало только бьющей по нервам барабанной дроби, но ее, по-видимому, отложили до момента когда меня с почестями пригласят на эшафот. — Жизнь человека, как известно, зависит от положения звезд в момент его рождения…
Моя жизнь зависела от моей находчивости. Умолкнув не без таинственности, я по-хозяйски вытащил из ножен ближайшего солдата кинжал. Мне помнилось, что игру астрологи ведут вокруг перечеркнутой прямыми линиями окружности, а знаков зодиака должно быть, как минимум, двенадцать, но ни их самих, ни последовательности их расположения я не знал. Это прибавило мне сил, когда я приналег на клинок и начал острым концом водить по лежавшему на краю подиума блюду.
Визг металла по стеклу достиг кресчендо, лицо Иродиады перекосилось и она сама завизжала так, что присутствующие попадали бы со стульев, если бы не возлежали на коврах.
— Прекратить!
Пламя светильников метнулось. Затянувшие было заунывную мелодию музыканты побросали инструменты. В наступившей зловещей тишине я протянул кинжал солдату. Ирод Антипа смотрел на меня с ненавистью. Забыв о солидарности шахматистов всего мира, он повернулся к жене и заговорил с ней о чем-то вполголоса. К ним присоединился подозванный царицей Бен — Бар. Эти трое — а лучше сказать двое — неплохо ладят, думал я, глядя, как на моих глазах решается моя судьба. Давид говорил о клубке змей, что ж, надо сказать спасибо хотя бы за то, что одна из этих гарпий необыкновенно хороша собой. Даже теперь, когда она физически источала яд, женщина манила к себе вызывающей красотой. Ее высокий лоб был чист, ноздри страстно раздувались. Тонкие черты лица удивительным образом гармонировали с огромными, пылающими гневом глазами. Когда наши взгляды встретились, мною овладело желание. Захотелось дать ей об этом понять, подмигнуть или еще как, но я слишком хорошо знал эту породу. Развлекать гостей, улыбаясь им с плахи, не входило в мои планы.
Прошла, наверное, вечность, прежде чем на губах Иродиады появилась язвительная улыбка, а Ирод Антипа кивнул согласно головой. Поклонившись царственной чете, Бен — Бар сошел с возвышения и поспешил ко мне. Облик его лучился добротой, сияющее лицо приятностью. Ласково подхватив под локоток, он отвел меня в сторону и доверительным тоном произнес:
— Не принимайте близко к сердцу, коллега! Пусть и в королевской мантии, быдло остается быдлом. Всем нам в этом мире приходится приспосабливаться. Им, видите ли, захотелось услышать, кого ты в этой жизни предал и что с этого поимел! — асмоней кинул в сторону подиума быстрый взгляд и едва заметно усмехнулся. — Приятно знать, что в мире водятся подлецы почище их самих! Но поговорить я хотел о другом. Мы с тобой реальные ребята и прекрасно понимаем, что идеалы и убеждения — слова из вокабуляра неудачников, а хороший оргазм давно вытеснил душевный восторг…
Бен — Бар приобнял меня дружески за плечи и увел подальше от пирующих к резным колоннам галереи.
— Есть маленькая проблема! Понимаешь, старик, достал Иоанн Иродиаду, не по-детски достал! Что ни день, обличает в блуде и кровосмесительстве, а кому это может понравиться? Простой вещи не понимает: для тех, кто при власти, законы не писаны… — коротко замолчал, нахмурился. — Только фенечка в том, что, хочешь — не хочешь, а с Предтечей приходится считаться! Он человек талантливый, чего стоит такой пиаровский ход, как крещения водой! Просто и убедительно, и, главное, ни копейки людям не стоит! Им ведь не объяснить, что от окунания в реку ничего, кроме хронического насморка, не схлопочешь. Каждому охота приобщиться к вере и, не парясь, обрести благодать!
Бен — Бар доверительно улыбнулся, как если бы был уверен, что я полностью разделяю его взгляды:
— В этой связи, старичок, у нас к тебе предложение. Поговори с Крестителем. Просто, по-свойски, как с нормальным малым. Успокой, пообещай, он же молодой парень, ему тоже жить хочется. Надоело, небось, мотаться по пустыне и жрать сушеную саранчу. Ты когда — нибудь пробовал акриды? Редкостная гадость!.. Скажи ему, мол, власть, какая ни на есть, вся от Бога, ее надо уважать. Если в духе взаимопонимания он согласится смягчить позицию, мы пойдем ему навстречу, дадим официальный статус пророка, обеспечим материально. Правительственные награды, звание святого, штат обслуги, включая смазливых секретарш и прикомандированных спичрайтеров, зачем самому надрываться… И ты, сам понимаешь, в накладе не останешься!
Слова асмонея удивили меня до крайности, едва ли не до немоты:
— Я-то здесь причем?! Я Иоанна первый раз в жизни вижу…
— Уже отрекаешься?.. Ну-ну! — констатировал Бен — Бар с ухмылочкой. — А впрочем, почему бы и нет? Если уж Петр — между прочим, апостол! — отречется в скором времени от Спасителя, то тебе, извини за каламбур, сам бог велел. Да и глубиной веры ты никогда, как мне кажется, не отличался. Верил, конечно, но больше для порядка, как если бы покупал страховку на случай Страшного суда… — потер между пальцами ткань моей хламиды. — Этот расшитый звездами балахончик мой человек приметил еще тогда, когда Иоанн направлялся в Енон! Я давно за тобой слежу и, честно говоря, ты всегда интересовал меня больше, чем этот кандидат в святые угодники… Не надо, не напрягайся, не стоит лишний раз фарисействовать! Кому, как ни нам с тобой, знать, что за каждым горлопаном и харизматиком стоят те, кто заставляет его плясать под свою дудку… — улыбка асмонея стала иезуитской. — А рядом с Иоанном, — произнес он нараспев, — ни-ко-го из кукловодов, кроме тебя, нет…
Возможно, Бен — Бар собирался еще что-то сказать, но, посмотрев в сторону пирующих, замер на полуслове. Выдохнул едва ли не со стоном:
— Соломея!..
Я обернулся. В освещенный десятками светильников центр зала вступала молодая девушка. Похожая лицом на Иродиаду, она превосходила мать щедростью форм. Глядя на нее, я вспомнил дядюшку Кро и в полной мере разделил тот восторг, с которым старый сластолюбец говорил о Махероне. Одетая, а правильнее сказать, раздетая, в полупрозрачные, развевающиеся вокруг стана одежды, танцовщица двигалась с грациозностью вышедшей на охоту пантеры. В ее огромных, как у матери, глазах играл отблеск адского огня.
Я все еще не мог оторвать от Соломеи взгляда, когда Бен — Бар приблизил ко мне раскрасневшееся лицо и прошептал:
— Завидую тебе, ведь эта молодая плоть станет частью твоей награды!
18
— Ну так как, ты нам поможешь? — асмоней с силой сжал мой локоть, я чувствовал щекой его дыхание. — Не переживай, такие вещи случаются каждый день! Тысячи людей жонглируют перед толпой принципами лишь для того, чтобы разменять их в подходящий момент на деньги. Так устроен мир, нет смысла изображать из себя невинность. Уверен, Креститель только того и ждет, чтобы ему сделали хорошее предложение…
Бен — Бар держал мою руку клещами, но я ее вырвал. С негодованием?.. Да, нет, вырвал и все тут! Какое мне дело до их разборок?
Асмоней понял меня по своему:
— Что ж, в таком случае пусть все идет, как идет, и каждый платит по своим счетам!
Между тем, музыканты уже коснулись струн и извлеченная из них музыка ничем не напоминала ту заунывную мелодию, что тянули они, когда я только появился в зале. Теперь в ее аккордах переливалась нега Востока, а задаваемый барабаном ритм, словно набиравший силу пульс, будоражил и подхлестывал воображение. Томные движения Соломеи были ленивы и тягучи, демонстрируя себя, она скользила по кругу и тончайшая кисея облегала изгибы ее дышавшего животной энергией тела. Позванивали на запястьях усыпанные драгоценными камнями браслеты, им вторили обнимавшие щиколотки золотые кольца. В облике девушки было нечто первобытное и волнующее, заставлявшее вспомнить о свободных нравах необузданного прошлого. Начав танец с нарочитой неохотой, она постепенно распалялась, жесты ее приобрели порывистость, позы стали вызывающими. Наслаждаясь каждым движением по-звериному гибкого и нежного существа, зрители млели от восторга, как вдруг Соломея взвилась в воздух и все, что казалось воплощением страсти и блуда, померкло на фоне взбунтовавшейся в экстазе плоти. Это была неистовая пляска чувства, сильнее которого могла быть только смерть… и я физически почувствовал, что именно смертью она и закончится.