— Я щас ее в засос поцелую, сфотай это, — сказал ему Жека.
Юля пыхтела от усилий, стараясь вырваться. Жека наклонил к ней свое лицо и поймал ее рот губами. Опять блеснула вспышка и раздался негромкий, но радостный возглас фотографа.
— Есть! Вот это отличный кадр был! Даже лучше, чем когда обнимал просто. Рук не видно.
Но Жека ему не ответил. Юля широко раскрыла рот и схватила его зубами за губы.
— А-а-а, — рычал Жека от боли, но не мог сказать ни слова.
Фотограф сразу не понял, почему так рычал его друг, и опять взводил фотоаппарат. Потом он спросил Жеку.
— Че, еще сфотать? Два кадра только осталось, пленка заканчивается.
Юля продолжала кусать Жеку. Он опять зарычал и начал рукой пытаться разжать ей челюсти. Наконец ему удалось вырваться, и он сразу схватился своей свободной рукой за укушенную губу.
— У-у-у-у, — застонал он от продолжающейся еще боли в губах.
— Пусти, дурак! А-а-а-а! — начала кричать Юля, продолжая пытаться вырваться и подняться.
Жека с разгневанным лицом отпустил свои губы и закрыл ей рот рукой, крик тут же оборвался.
— Ты че, сука?! Я тебя отъ…бу щас! — прорычал Жека со злостью прямо ей в лицо.
Продолжая удерживать ее руки за спиной и закрывая ей рот, он поднял ее со стула и потащил к дальнему углу электрощитовой. Фотограф недоуменно и вопросительно смотрел на него. Но Жека поначалу не обращал на него внимания. Со злым и сосредоточенным лицом он тащил Юлю к углу строения. Теперь ему приходилось поднимать ее над землей, но делал он это без серьезных усилий. Только добравшись с сопротивляющейся Юлей до угла электрощитовой и завернув за него, Жека обернулся к другу и кивнул ему, чтобы следовал за ним. Фотограф с немного недоуменным лицом пошел следом, смотря по сторонам, не видит ли кто-нибудь хулиганских действий его друга. Но почти все скрывала листва деревьев, а крики Юли раздались только уже изнутри строения, где Жека отпустил ее рот, и звучали уже как-то приглушенно. Фотограф завернул за угол и обнаружил там открытую дверь внутрь электрощитовой, там крики и пыхтение сопротивляющейся девушки звучали уже громко.
— Дверь закрой! — жестко сказал Жека своему другу и опять закрыл ладонью рот Юли.
Виталий подходил к своему дому, где он проживал с родителями. Он слегка покачивался в разные стороны, и в темноте неосвещенной части двора его нога не всегда находила опору. Он то и дело спотыкался и чуть не падал, громко матерясь при этом. Так как чуть не уронил еще и свой магнитофон, который только что забрал с квартиры Климчука, где он быстро привел квартиру в порядок после вчерашнего и убрал фанеру. Но как только вышел из-под деревьев на освещенный фонарями асфальт, походка стала более ровной. Дойдя до подъезда и поднявшись домой, Виталий развернул пластик мятной жвачки и засунул в рот. И только после того, как он немного пожевал ее и привел дыхание в норму после подъема на четвертый этаж, чтобы часто не дышать, он открыл дверь ключом.
— О, пришел, — сразу выйдя из кухни сказала мать. — Иди, там тебя Дима в комнате ждет.
Виталий не успел даже разуться, как из комнаты, где звучал телевизор, вышел Димон. Квартиру семья Виталия только-только получила, до этого с самого рождения они снимали жилье. И в комнате, кроме старого телевизора, не было ничего. Родители спали еще на полу, на матрацах. А смотреть телевизор Димону пришлось сидя на голом полу по — турецки. Поэтому он разминал затекшие ноги и морщился от этого неприятного ощущения. Виталий широко улыбнулся, видя эту смешную картину, но Димон оставался серьезен. Он подошел к уже разувающемуся другу и сделал ему знак, чтоб не разувался, а сам стал обуваться.
— Ну, проходите в твою комнату, Виталий, — опять выйдя из кухни, сказала мать.
— Да не, теть Люд, я пойду уже. А Виталька меня проводит, — ответил ей Димон. — Спасибо за ужин.
— На здоровье. Ну, давайте, тогда уже, по домам, конечно, а то поздно уже, — согласилась мать.
— До свидания, теть Люд, — попрощался Димон и стал выходить.
Виталий поставил магнитофон возле порога, потом кивнул матери, которая тоже попрощалась с его другом и вышел следом за ним.
— Ты че, опять пьяный, что ли? — удивился Димон, как только дверь за ними уже закрылась.
— Да. А че, нельзя, что ли? — наглым пьяным голосом усмехнулся Виталий.
— Да не, я ниче, — сразу успокоил его Димон и стал спускаться. — Только если думаешь, что мать не почувствует из-за жвачки, ошибаешься.