«Ну и пусть догадывается!» — окончательно ожесточилась Лида.
— Как же ты будешь одна с младенцем, дочка, — между тем говорила сестра, — какие мытарства придется испытать при твоей неустроенной жизни? Ты уж, лучше возвращайся в отчий дом, к отцу. Он всегда тарелку супу нальет. Главное в тепле и удобствах.
Римма пристально вглядывалась в Лиду, ей надо знать, поняла ли та намек и как к нему отнеслась и стоит ли дальше обрабатывать понравившуюся ей молодую маму.
— Нет, домой под каблук сухой вобле! Ни за что не поеду. Буду погибать, а не покорюсь ей.
— Откуда ж такая ненависть к мачехе, детка ты моя? — еще более потеплела Римма, утверждаясь в верности своего выбора.
— Она мне за всю жизнь столько теплых слов не сказала, сколько вы за минуту наговорили.
— У нее характер, у тебя характер — вот и нет согласия. Кому-то в чем-то уступать надо. Кто-то голова, а кто-то — шапка, вот тогда мир.
— Я уступала, не перечила. Она того круче заворачивала. Все соки выжала, всю душу изгадила.
— Я б тебя, милая, к себе взяла. Да у самой детей когала. Четверо, квартира мала.
— Спасибо, тетя Римма, за вашу заботу. Буду одна пробиваться в жизни. Специальность у меня теперь есть. Выйду из декретного, пристрою малыша в няньки и — на стройку, — говорила нерешительно Лида. — На Север потом завербуюсь. Там, говорят, мужиков полно, а баб не хватает. Окручу молодца — ахнете. Чем я плоха?
— Все при тебе есть: ум и тело — загляденье, — согласилась медсестра с грустной миной на лице. — Только не каждый полюбит чужое дите. А побывал бы в шкуре братца моего, по-другому смотрел бы, — вернула Римма разговор в прежнее русло. — Тебе бы их достаток! Ребеночек бы как сыр в масле катался.
Слова медсестры то и дело бросали Лиду в жар отчаянной безысходности, то возвращало в холод наметившегося плана, и она торопилась покинуть палату, боясь душевного срыва от проницательного взгляда Риммы.
В общежитии Лиду встретили радушно и шумно.
— Показывай своего богатыря, — говорила Вероника, беря у Лиды из рук запеленованного младенца.
— Это от нашей бригады тебе детский набор, — сказала Зоя, отвечающая от профсоюза за быт своих товарок. — Располагайся пока на своей кровати. Думаю, на днях тебе дадут отдельную комнату.
— Будешь в отдельных хоромах, как кум короля, — трещала Вероника. — Молоко-то у тебя есть?
— Есть, но не очень, — соврала Лида, бесконечно думая о своем плане.
— Ничего, сейчас есть хорошее детское питание. Сходи в дом малютки и тебе будут выдавать бесплатно.
— Спасибо девчата за заботу, только я отвезу малыша в Ачинск к отцу и сюда, пожалуй, не вернусь. Пока лежала в больнице, меня тут обворовали. Забрали несчастные тряпки.
— Лидка, куда же ты срываешься? — уговаривала Вероника. — Здесь хоть кто-то есть знакомый. Работа, угол. Пристраивай ребенка, да засучивай рукава. Работы на стройке — море.
Лида задумалась. Если она благополучно сплавит с рук обузу, пожалуй, до лета стоит поработать на стройке, сдать экзамены за десятилетку. Девчата зарабатывают сравнительно неплохо, одеваются, кормятся, выпивают. Она выпивать не станет, подкопит денег и — в Москву с рекомендацией театра. Вот только бы удался ее план.
С билетом на руках, Лида вскочила в автобус перед самой отправкой, уселась на первое свободное сидение и осмотрелась: нет ли знакомых?
Выглядела она далеко не привлекательно, одетая под цыганку, покрытая цветастым платком с кистями. На плечах темный, не по размеру, плащ-реглан из-под которого выглядывала невообразимых размеров юбка. Все это она одолжила у женщин в общежитии, а в таком платье была мало узнаваемая красавица Лидия Савинова, какой ее знали в Ачинске. Покормив грудью младенца, она отвернулась к окну, печально смотря на моросящий мелкий дождь, который впрочем, ничуть не раздражал ее, а погода была под стать ее настроению. Гораздо хуже было бы для нее, если бы полыхало солнце, а люди бы восхищались чудесным днем. Для нее приятнее слышать раздраженные реплики, под стать ее душевному состоянию:
— Ну, заладил на неделю. Вымочил до нитки, пока добежал до автобуса.
— Развезло грязюку по самые уши, сапожонки насквозь промочил, — мрачно поддержал разговор кто-то. — С поясницей теперь замаешься.