— У нас еще не к шубе рукав. — В голосе Бориса звучало явное сожаление. — Сергей Петрович просто привел пример, что без работы не останусь. Кстати, он ни чуть не удивился, когда я сказал, что ты собираешься быть моим помощником. А вот второй пример: у Сергея Петровича накапливается информация об инфарктах у молодых людей, и он подбирает сейчас такого человека, которому поручит изучить проблему с точки зрения Уголовного кодекса. Даже есть заинтересованные особы, которые берутся оплачивать все расходы. Представляешь, какая тема? Я подозреваю, у Сергея Петровича какой-то глобальный замысел…
— Небезынтересно! — Евгения напряженно слушала мужа. — Но здесь нужны знания медицины.
— Не скрою, они бы не помешали. Но хороший сыщик, как и толковый журналист должен быть всеяден. Его не должно пугать отсутствие каких-то знаний. Он ведет следствие, опираясь на мнение специалистов в данной области. Меня это не пугает, наоборот, подталкивает к действию.
— Словом, ты решил окончательно? — Евгения остановилась на краю тротуара, чтобы людской поток не мешал выслушать мужа, пристально глядя ему в глаза. — Тебя не смущает переезд? Не успели обжить новую квартиру, как предстоит срываться. Это такие хлопоты!
— Нет, не смущает. Все идет к лучшему. Если бы мы не купили квартиру, не сыграли свадьбу, не пригласили на нее полковника Ясенева, он бы не дал наш адрес Климову, и ничего такого не произошло. — Глаза у Бориса смеялись. — Ты же совершенно не возражаешь с переездом в столицу! Помни, теперь ты мой компаньон, и я без тебя ни ногой! Я — ствол, ты — ветви. Тебя устраивает быть кроной?
— Больше чем. Я и ты одно целое, но мои родители! Они же за мной, как нитка за иглой.
— Да. Все складывается в разрез их желанию: быть рядом с тобой.
— Мама и, особенно, папа поймут. Переезжать в Москву или в Подмосковье им не стоит. Это не из Омска ехать в гости. Навестят. Мы тоже сможем чаще появляться у наших стариков.
— Не возражаю. Новгород и Москва, действительно, рядом, если сравнить с сибирскими просторами.
Супруги продвигались к станции метро, чтобы доехать до Ленинградского вокзала и сесть на поезд до Новгорода. Разговор иссяк, и Борис всецело отдался мыслям о предстоящей работе.
XXIII
В отношении замысла Петраков не ошибался. Климова всегда вела интуиция, как опытный, осторожный проводник ведет путников через горные перевалы по неприметным тропам. Благодаря интуиции, на счету сыщика множество раскрытых преступлений. Среди них рядовые, мало звучащие, хотя любая кем-то загубленная жизнь, есть жизнь, как говорится, ни убавить, ни прибавить. Но были громкие дела. Он их все помнил, возвращался для того, чтобы проанализировать и вскрыть ход очередного преступника. Но никогда не подвергал сомнению. Они у него были уложены, как прочный фундамент дома. С Кузнецовой сомнение посетило, как об оставленной и недописанной картине художника, дорогой ему по замыслу, но не до конца воплощенной, и надо к ней возвращаться. Сомнения в правильном ее освобождении не было. Здесь иное, недописанное, как у художника, недодуманное, как у философа. Надо дописать, додумать. Легко поддался он на веру причин ее несчастия. Только ли кровосмешение тому вина? Жаль, рядом не оказалось надежного эксперта доктора наук Комелькова.
Вот почему он откликнулся на просьбу Петракова о помощи. Он бы в любом случае помог талантливому парню. Как-то по-отечески привязался к нему, но сейчас сыграла на приглашение в столицу Евгения. Наблюдать!
Если это то, о чем он стал думать и имеет под собой именно эту основу, то вся его деятельность в разоблачении всевозможных преступлений против личности — шелуха по сравнению с этой, будущей. Масло в огонь подлила встреча на Кавказе с сыном одного знакомого по Красноярску ученого-ядерщика. Парень брал у него интервью, правой руки у него не было. Точнее рука висела короткой плетью, не развитая. Климов подумал: последствие ранения или травмы. Ему всегда было жаль попавших в переплет безусых парней, вспоминалось свое безрадостное детство, юность, едва удержался от вопроса: что с рукой? И хорошо, что сдержался, поставил бы парня в неловкое положение. Приказал помощнику навести о нем подробнейшие справки. Его отец в конце сороковых годов схватил малую дозу облучения. Лечился, тогда для ученых денег не жалели, отец дожил до старости, а вот сын родился с ущербной рукой. Он ею не владел. По всему видно, парня однорукость мало беспокоила, привык, молодость, жить надо. А дальше? Если это то, о чем он стал думать, не возрадуешься.