— Милая, я без ума от тебя. Как часто я мечтал о тебе, то есть о своем счастье, но я не предполагал, что оно может быть такое огромное, больше меня во много раз!
— Любимый, я переживаю то же самое. Я бесконечно хочу тебя. Я даже боюсь офиса: там наша работа, а я не могу равнодушно на тебя смотреть.
— Ты верно подметила, я — тоже. Нам придется брать себя в руки, а потом привыкнем.
— К чему?
— К тому, чтобы умело держать себя в руках.
Евгения звучно расхохоталась.
— Не могу представить себя в своих руках. Этак, р-раз, и подхватила себя! — Евгения захлебывалась в смехе.
— Действительно, любопытная картина: я сжимаю себя жесткими пальцами и швыряю себя на стул, подальше от тебя! Работай, иначе упеку тебя под стол! — заражаясь смехом жены, хохотал Борис.
— Все-все, хватит, иначе в животе начнутся колики, — вытирая слезы смеха, не могла остановиться Евгения.
— Но я, схваченный самим собой, держу себя в руках до дверей нашей квартиры, и только она за нами захлопывается, я бросаю себя в твои объятия! — с этими словами Борис опять обхватил жену, и под ними снова закачалась земля, стены и потолок.
«Я буду всегда счастлива, я уже счастлива, — говорила себе Евгения. — Я имею его, он — меня. Это как полный кошелек, даже гораздо больше. Я обладаю им, он — мною, что еще нужно? Он в моем сердце как большой огонь, от которого так тепло. Но я стану абсолютно счастливой, когда вдруг почувствую под сердцем его ребенка, частицу его самого и буду носить с собой. Но когда эта частица превратится в живую радость, счастье мое станет необратимым! Я свободно и легко взмахну крыльями счастья, и буду парить над просторами земли, наслаждаясь жизнью вместе со своей семьей. Какое счастье ощущать себя полноценным человеком, не содрогаться от гнета прошлых лет, не дрожать от страха! Как хорошо, что красноярский кошмар остался в прошлом».
XXIV
Знакомств у Петракова, с легкой руки Сергея Петровича вбросившего в игру дело об инфарктах, вскоре оказалось целая дюжина. Ни радоваться, ни огорчаться такому обстоятельству Борис не мог: горизонт поиска с каждым днем расширялся, информация накапливалась, выводов пока никаких. Вопреки ожиданию, география места жительства пострадавших весьма разнообразная. Это были уроженцы Севера, Урала, Белоруссии, Казахстана и Сибири.
Сегодня с помощью Жени он попытается построить какую-то логическую цепь, у него уже наметилась канва, надо бы высказаться, но генерал в отъезде, а Евгения что-то не в своей тарелке. Он заметил неадекватность ее настроения еще вчера, когда вернулся домой после очередной встречи с клиентом. Женя, как ему показалось, чем-то испугана и сдержанно возбужденная.
— Женя, ты чем-то расстроена? В чем дискомфорт твоего самочувствия?
— Пустяки, в компьютере произошел сбой, я чуть не потеряла последнюю информацию о казахстанской девушке, скончавшейся месяц назад от инфаркта.
— Все обошлось благодаря твоему опыту! — многозначительно сказал Борис улыбаясь. — Займемся ужином, я изрядно проголодался.
Затем они поужинали и уселись к телевизору, чтобы послушать новости на ведущих каналах, высказать свои впечатления от прожитого дня.
Исподволь наблюдая за женой, он отметил, что вчерашнее состояние не улетучилось, а обозначилось резче: она рассеяна и едва уловимо вздрагивает, когда он к ней обращается. Что бы это значило, кто постучался мохнатым пальцем в ее неокрепшую от потрясений душу, которую он до конца еще не изучил, как учебник по философии или математике, где прорва недосягаемых понятий и формул, не пригождающихся в повседневности?
— Женя, я хотел кое-что обобщить в собранной нами информации, но твое состояние мешает мне сосредоточиться. Что же все-таки произошло в офисе во время моего отсутствия?
— Милый, не волнуйся, в офисе ничего со мной не произошло. К нам никто не приходил и никто не звонил.
— Тогда почему ты рассеяна и вздрагиваешь на мой голос? Я же вижу, не мучь себя и меня. — Борис налил воды из графина, жадно выпил, словно на дворе стоял знойный июль, а он полдня пекся на солнце. Глаза его умоляли и страдали. Евгения видела подобные глаза у Бориса в Красноярске, когда он лежал в больнице, а она должна была покинуть его. Теперь она знает причину внезапного бегства, что объясняло то состояние молодого человека. Неужели Борис подумал, что кто-то пытается вновь шантажировать ее прошлым? Эта мысль покоробила ее, словно фанеру выставленную под дождь.
— Милый, поверь, без тебя никто не приходил и не звонил, не было никакой почты. Все осталось в прошлом. Его съело время.