Сторож и напарник Петракова подхватили остолбеневшего Кошелькова, повели на выход, где поблескивало солнце, на ветках шебаршились воробьи, предчувствуя приближение весны и тепла, на пологих крышах дачных домиков, что присыпаны недавним снегопадом, набирала силу капель. Инженер хоть и досадовал, но не сопротивлялся, лихорадочно думая о том, что же еще известно этому черту, который с интуицией самого Сатаны пытается разоблачить его интеллектуальное преступление. Знает ли, в каком месте на прошлой неделе побывала его установка?
— Да, забыл вам сообщить, чтобы вы не выкручивались, — сказал Петраков, а Кошельков похолодел: знает! — Установлено, сколько, где и когда вы приобретали дорогостоящий и редкий препарат. Тут вы, надеюсь, отрицать не станете. Если вы изменили подпись в накладной фактуре, не беда, повезем на очную ставку.
«Кажется, больше сыщик ничего не знает», — успокоил себя Кошельков.
— Я буду все отрицать, и пороть по швам ваше корявое шитье, — зло ответил задержанный, — доказывайте, нечего зря хлеб жрать.
— Браво, — ответил Петраков, — люблю людей с чувством юмора.
Месть Николаю Илюшину Павел Кошельков вынашивал с того дня, когда стало ясно, что его пятнадцатилетний сын после столкновения с автомашиной останется калекой. Он долго искал способ, чтобы не размениваясь на мелочные уколы, принести такую боль преуспевающему в бизнесе неприятелю, какую тот причинил семье Кошельковых. Сначала он пытался добиться справедливого решения суда: наказать виновного по всей строгости закона. Он не хотел слушать никакую аргументацию в пользу Илюшина. Для него аргументация наглядная: его сын покалечен, то, что он сам выскочил на проезжую часть, не снимает вины с водителя. Но суды во всех инстанциях не посчитали его виновным. Для Кошелькова все ясно: Илюшина защитили его деньги.
Между тем время шло, подросток превратился в юношу, как и сын Илюшина Виктор. Несчастный случай сблизил парней, они подружились. Став старшеклассником, Виктор показал тягу к технике, и однажды вместе с сыном Павел Никифорович привез его на дачу в свою слесарную мастерскую, где можно точить, варить, сверлить металл, конструировать, изобретать.
Кошельков не может теперь признаться, что привез юношей на дачу с каким-то умыслом. Но то, что он видел всякий раз, как тоскливо сидит Андрей на табуретке, неспособный встать к станку, а его друг увлеченно точит, сверлит, варит металл, изготовляя орудия труда для дачи, возвращало к остывшей мести. Однажды, в очередной приезд на дачу, Андрей попытался самостоятельно включить элетросварку, чтобы сварить самодельный культиватор. На костылях он приблизился к рубильнику, потянулся к нему рукой, костыль выскользнул из-под мышек, ноги у несчастного подкосились, и он снопом рухнул на пол, разбив в кровь лицо. Раздался крик, Виктор подскочил на помощь другу, подхватил его окровавленного. Андрей в истерике вырывался, отказываясь от сочувствия и помощи, брызгая слюной и кровью разбитого рта. Кошельков с ненавистью глянул на цветущего здоровьем сына недруга, и вернул себя в кратер вспыхнувшей жажды мести.
Во время командировки в Гомель он случайно приобрел брошюру о научных открытиях Бандажевского, и они потрясли. В пытливом уме инженера стало что-то вырисовываться. Кошельков изучил все, что написал и опубликовал доктор и ясно увидел, как осуществит месть.
— Виктор, брось ты пустую затею с вечным двигателем, — как-то сказал Павел, — давай лучше поколдуем с геттером, где титан можно заменить цезием. Посмотрим, насколько увеличится КПД. Это ж десятки тысяч рублей экономии. Но сначала разберись в их работе, — наставлял студента Павел. — Давай запустим геттер, понаблюдаешь, может быть, сам до чего додумаешься. Согласен?
— Ученье — свет, — кивнул головой Виктор. — Давайте запускать.
Павел включил установку и удалился во двор, а парень остался контролировать работу геттера. Никакого рационального зерна Виктор не извлек, путных мыслей не появилось, но расход цезия был зафиксирован.
— Ладно, в другой раз запустим два. Один титановый, другой цезиевый. Сравним, может быть, что-нибудь да увидишь. У тебя светлая голова.
— А вы нашли ключ?
— Похоже. Но я хочу, чтобы и ты пошевелил мозгами. Одна голова хорошо, две лучше. Словом, нужен оппонент, другая точка зрения.
— Хорошо, когда приходить в другой раз? У меня скоро зимняя сессия.
— Ты же знаешь, зимой на даче я бываю каждые выходные. Давай весь воскресный день посвятим установке. Если добьемся успеха, неплохо заработаем.