«Да-да, его стоит послушать, — думал доктор, а в голове стучала, словно молотком о наковальню, ее фраза: симптом другого человека».
Юрий Александрович, после исповеди Бориса Петракова, которого он выслушивал за кружкой пива в уютном, но дорогом баре, решил пока не говорить об истинном состоянии его жены, поскольку он и сам не знал его. И когда Петраков умолк, изложив красноярский кошмар своей жены, доктор долго молчал, отхлебывая пиво из кружки.
— Спасибо за откровенность, Борис. Случай не ординарный. Я пока ничего не могу тебе сказать о своих наблюдениях, они недостаточны, чтобы вынести медицинский вердикт, но скажи, Сергей Петрович к вам расположен исключительно по-отечески или им движет служебный долг?
— Если для вас это имеет принципиальное значение, то в отношении Евгении и меня — отеческая забота.
— Да-да, такая великолепная молодая пара. Это похоже на Сергея Петровича. Но, забегая несколько вперед, все же смею предположить и служебный долг тоже. Люди такой величины и мягкого сердца не могут не принимать близко трагедии молодого поколения. Мне кажется, тогда, в Красноярске, генерал Климов ошибся, нет-нет, его поступок благороден. Евгения действительно невиновна, но теперь он понял свою ошибку.
— Но в чем она заключается? — воскликнул Борис, привлекая внимание немногочисленных посетителей бара. — Не хотите ли вы сказать, что он раскаивается?
— Ни в коем случае. Его действия сегодня далеки от раскаяния, я не могу сейчас сказать на этот счет ничего определенного, надо многое взвесить. Это такая глыба.
— Но что же происходит с моей женой? У нее патология?
— Патология есть, не скрою. Но все в наших руках, молодой человек.
— «Синдром Бандажевского»? — тихо, но внятно произнес Петраков, — как мы с генералом все это теперь называем. — Борис заметил, как дрогнули губы у доктора, как торопливо он поднес кружку ко рту, закрывая ею часть лица, как опустил веки, прикрывая ими промелькнувший от неожиданности испуг. Но слишком много уделяли внимания педагоги при обучении сыщика именно наблюдениям за мимикой собеседника, которая может рассказать значительно больше, чем иная улика, чтобы он пропустил эту неожиданную, быструю как ток, реакцию доктора на его слова. — Не надо ничего говорить доктор, я все понял по вашему поведению.
— Спасибо, Борис. Я несколько лет работал в Красноярске с Сергеем Петровичем экспертом. Он перетащил меня сюда. Правда, вскоре я ушел из органов, открыл частную практику, но генералу постоянно оказываю услуги. Он мало кому доверяет и очень немногих приближает к себе. Я вижу, ты в их числе. Скажи откровенно: Петрович затеял какую-то грандиозную акцию?
— Я лишь могу догадываться по его поручению. Да, я веду одно очень сложное дело. Но говорить что-либо не имею права.
— Хорошо, появится необходимость, генерал привлечет и меня. Но давай не будем преждевременно драматизировать положение с Евгенией. Все в наших руках. Завтра-послезавтра все выяснится. Скажу, я намерен привлечь к обследованию твоей жены одного из учеников Бандажевского. Он ведущий специалист в кардиологическом центре.
— Санданович?
— Да, ты с ним знаком? — Комельков уже не скрывал своего удивления от осведомленности сыщика.
— Пока нет, только по информации, идущей из канцелярии Климова. Получил ее буквально перед нашей встречей.
— Если не секрет, в каком ракурсе видится помощь следствию его обширные знания в области медицины?
— Консультации по поводу дела, о котором я уже упоминал. Чуть расшифрую: он предполагается главным экспертом в одном следственном эксперименте.
— Чрезвычайно интересно, черт возьми! — блеснул доктор огоньками заинтересованности в глазах. — И последнее, Борис, скажи, бывала ли Евгения в Железногорске или в соседнем с ним районе?
— В Железногорске вряд ли, все же это и теперь закрытый город, атомный монстр, а вот ниже зловещего комбината бывала и в отрочестве, и в юности, и с первым мужем. У нее дядя живет в Большом Балчуге, летом девчонкой там пропадала вместе с отцом, моржиха, плавает отменно. Вы думаете, есть связь? — встревожился Борис.
— Цепочка, не скрою, возможна.
— Это угрожающая патология? — Борис в секунду взмок.
— Нет-нет, упаси Бог, это совсем не то, о чем ты подумал. Ее жизни пока ничто не угрожает, но цепочка возможна. Какая, сказать трудно? — развел руками Комельков. — Скорее всего след джина, которого человек выпустил из бутылки, а водворить назад не в состоянии.
— Почему именно она стала жертвой? Рядом с ней там всегда находился ее отец, — ухватился за спасительную соломинку Борис. — Он здоров как бык.