Жена оказалась дома. Цветущая, как роза, с лаской до сумасшествия. К несчастью он не подозревал, что перед ним настоящая мимоза. Она облобызала его и увлекла в столовую. Он не сопротивлялся приятному вниманию жены, но все же спросил, почему она оставила его одного?
— Ты что, действительно ничего не помнишь? — удивилась она на его вопрос с такой искренностью, что он смутился.
— Ну, как же, помню. Все помню. Пили коньяк, веселились. Ты вновь преподала мне урок любви, после которого я сладко уснул.
— Э-э, — укоризненно покачала она головой, — а кто гнал меня с дивана, говоря, что мне вредно спать в неудобном месте и отправлял сюда.
— На до же, все помню, а этого не помню. Гул еще какой-то доносился, как с того света, потом и он пропал.
— Это, наверное, после моего отъезда. При мне ничего не гудело.
— Это во сне. Конечно же, во сне. Шуму, гулу у нас в жизни хватает, вот и снится всякая дребедень. Давай будем завтракать, да я покачу.
Супруги позавтракали, Борис Моисеевич, поцеловав жену, уехал. Она осталась гадать: получилось ли у мастера или нет? Ей не терпелось узнать многое, например, как прошла инъекция? Не выдержав, она позвонила ему, представившись, спросила:
— Что скажете?
— Наберитесь терпения на несколько дней. Нужен стресс и все будет О'кей!
О'кей произошел после треволнений пожара, который возник в Ростовском филиале банка. Сидели как на иголках весь день, не зная истинного размера несчастья. Бесконечные звонки в Ростов, наконец, прояснили картину: филиал спокойно работает, никакого пожара нет, горело у соседей этажом выше. Собравшиеся, издерганные члены правления пошли успокаивать нервы коньяком. Такое случалось не раз, после двух рюмок напряжение спадало, и люди начинали рассказывать анекдоты, что являлось хорошим признаком. Борис Моисеевич, откровенно сказать, переутомился, переволновался, в груди поднималось какое-то давление и жжение. Стресс одним словом, а его надо снимать, как и любые спазмы в организме.
Первая рюмка выпитого коньяка почти ничего не дала. Все присутствующие стояли в баре его кабинета, и между ними шелестело возбуждение, которое умиротворяло. Борису Моисеевичу налили вторую рюмку, он выпил ее, но как-то неловко, пошатнувшись, сунул рюмку на поднос, который держал его личный бармен, и почувствовал резкий, большой силы укол. Он понял, в сердце. Падая, хотел увидеть, кто же его Брут? Но лишь в одно мгновение перед ним промелькнули испуганные лица.
Прибывшие врачи констатировали инфаркт и увезли для вскрытия в кардиологический центр. Его проводил сам Михаил Иванович Санданович со своими ассистентами. После тщательного анализа разорванного сердца последовал его неумолимый вывод: в мышцах сердца около тысячи беккерелей цезия, что и вызвало инфаркт миокарда. Предыдущие волнения, алкоголь лишь ускорили надвигающуюся смерть, но ни в коем случае не явились ее причиной. Остается гадать, где и каким образом погибший мог накопить столь большую дозу цезия, который неравномерно распределяется по организму человека в определенных условиях. Эти условия — радиоактивный след.
— Но помилуйте, погибший никогда не был в зоне Чернобыля! — воскликнул Борис Петраков, когда он получил от кардиолога заключение. — Его носило по Европе, Америке. Он отдыхал в Ялте, на модных Багамах. Он даже не жил на Урале. Может ли кратковременное пребывание в грязной зоне так повлиять на накопление смертоносного металла?
— Все может быть, дорогой сыщик, все может быть. Вы знаете, в чем уникальное свойство ген? Это сочетание их высокой устойчивости, то есть неизменяемости в ряде положений, со способностью к наследуемым изменениям. Нарушить эту вековую защиту может лишь, образно говоря, огромная разрушающая сила, какой является радиоактивный изотоп. Однажды поглощенный банкиром радионуклид нарушил кодировку генетической информации, в результате нарушился контроль и управление генами химических реакций организма, сместились некоторые жизненно важные параметры, и вот вам сбой. И кто знает, что произошло в организме банкира. Меня смущает состояние сердца, оно мне кажется неизношенным, совершенно не таким, какие бывают у людей страдающих, скажем, многолетней стенокардией или врожденным пороком. Ясно, что он не страдал ранее болезнью сердца, нигде не зафиксировано его обращение за помощью, накопление цезия произошло сравнительно быстро.
Санданович, глядя на задумчивое и мрачное лицо Бориса, сам нахмурился и тихо, как бы боясь самого себя, сказал:
— Человек берет на себя слишком много: не всякую стихию природы и даже открытые ее силы он способен подчинить своей воле.