Это предчувствие подтвердилось, когда в приемной генерала Борис увидел самого Комелькова. Их тотчас же пригласили в кабинет, как только появился Борис.
Евгения не накрывала телефон подушкой. После первого вечернего звонка мужа, когда он сказал, что задерживается на неопределенное время, но будет звонить ей, она раздраженно отбросила трубку и услышала чей-то зов. Он доносился из коридора. Голос был знаком. Она уже слышала его. Был он хрипловат, тонок, но мужской. В эту же секунду она почувствовала, что внизу живота у нее что-то напряглось и стало тесно. Она знала, что это такое. Ощупав эту тесноту, она грубо рассмеялась, оделась и вышла в коридор, навстречу зову. На голове у нее сидела изящно заломленная мужская меховая кепи, купленная ею на днях, из-под которой курчавились ее пышные волосы. На груди повязан шарфик Бориса, а на плечах его демисезонное пальто. Голубые джинсы и сапожки на низком каблуке, замыкали ее наряд. На плече висела ее раздвижная сумочка отяжеленная гантелей, которой Борис занимался утрами. Здесь же лежал огромный кухонный нож, напоминающий меч римского легионера. Евгения сунула эти предметы в сумочку на всякий случай и, не чувствуя веса, вышла из подъезда. Зов привел ее на Белорусский вокзал. Взяв билет до Гомеля, где у нее нет ни родных, ни знакомых, но разлегся радиационный след от ядерного взрыва, она повстречалась с человеком с тонким и хрипловатым голосом, так напоминающий мужской. Он был одет точь-в-точь, как и она. Только вульгарно горели огромные голубые глаза. Но на алых губах не было помады, лишь в уголках гнездилось не высказанное презрение ко всему окружающему миру. Он шел рядом с Евгенией, чуть-чуть приотстав.
— С нами в купе поедут две девушки, но они не из нашей группы, — сказала незнакомая фигура. — Я очень рад, что отыскал тебя. Настало время сбора нашей стаи. Мы должны быть вместе. Нас много, мы должны действовать сообща, поскольку мы — ТРЕТЬИ!
— А кто ПЕРВЫЕ и ВТОРЫЕ?
— Те, кто вокруг нас. Эти однополые существа, какими их создал Всевышний. Но они слепы и не подозревают о нашем существовании, хотя мы теперь доминанта современного бытия. Этой же ночью мы заявим о себе, и ты станешь правой рукой вожака стаи. А сейчас нам пора на посадку. В купе мы сможем воспользоваться той ношей, которая делает нас ТРЕТЬЕМИ.
Последнее время, еще живя на берегах Иртыша, в голову Евгении приходила нелепая мысль: почему в мире нет третьей особи, равной мужчине и женщине по разуму, по облику? Но зачем? Прислуживать господствующим мужчине и женщине! Интересно, как бы было? Было бы все новое: новый мир, новая эра с новым хаосом жизни. О, возникла бы невиданная борьба между ними! Убийства, самые страшные надругательства… Или, наоборот, мир и благоденствие? Сомнительно, если в настоящем, зависимые друг от друга однополые существа умудряются создавать невыносимой жизнь самим себе, злодействуют друг над другом, порабощают, уничтожают. Нет, иного никто не знает, потому что это новое, неизведанное, а не то: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем».
Стоп! Незнакомая фигура говорит ей, что они ТРЕТЬИ! Доказательство тому теснота внизу живота и выпирающая припухлость, которая будоражит сознание и куда-то зовет. В новое, в неизведанное! Под солнцем. И будет то, чего не делалось!
Незнакомец подхватил Евгению под руку и с силой увлек за собой. Показав проводнику билет, Евгения прошла в свое купе и на нижних полках увидела сидящие две юные особы. Они были свежи, как только что сорванные розы с прозрачными росинками на лепестках.
— Давно мечтала познакомиться с ПЕРВЫМИ красавицами, — сказала Евгения, получив одобрительный взгляд Незнакомца.
— Но и ты не последний, — ответили особы, дружелюбно улыбаясь новоявленному голубоглазому Делону, которого они обожали и видели его в эротических снах.
— Мы ТРЕТЬИ, — сказал Незнакомец голосом Евгении, — мы новая эра, и в этом вы скоро убедитесь.
— Пусть будет по-твоему. Располагайся, нам ехать вместе не один час.
— Слово, сказанное вовремя, золотое, — голубой огонь делоновских глаз заполонил купе и сделал безвольными прелестных дам. — Теперь нам стоит расслабиться за стопкой водки. Или однополые цветки не пьют крепкое?
— Пьем.
— Вот и ладушки! Наливай! — голубоглазый человек сбросил с себя верхнюю одежду, под которой скрывалась стройная девичья фигура, вынул из сумочки бутылку водки и принялся разливать ее в пластиковые стаканчики, что стояли на столике. Дамы, находя забавной и уместной шутку попутчицы, засуетились, извлекая закуску. Они пришли в замешательство, когда из сумочки был вынут огромный столовый нож, но расхохотались, когда последовала ловкая разделка им ветчины. Пиршество началось. Поезд весело стучал колесами по рельсам, слабый фосфорический свет купейного фонаря создавал интимную обстановку, непринужденное поведение молодых людей отвечало настроению всех, и чем больше пустела бутылка, тем ярче разгоралась страсть в голубых глазах под кепи, а дамы с преувеличенным вниманием ловили каждое слово. Болтали о пустяках. Пошли сальные анекдоты. Картинки стали возбуждать. Евгения придвинулась к одной из дам, опустила на ее бюст руку. Внизу живота у нее распирало и бугрилась неизвестная ей сила, она требовала вылиться наружу и подталкивала ускорить действие.