Скандал разразился в середине мая. Отец, получив должность старшего машиниста тепловоза, отсутствовал дома неделями, находясь в поездках. В эти дни Лида с мачехой почти не общалась. Она во всем старалась угодить мачехе: готовила пищу, убирала в квартире, стирала, совсем не смотрела телевизор, на который все вечера глазела вобла. За стол садились порознь. Лида и раньше любила есть салат из квашеной капусты, политый подсолнечным маслом, с доброй порцией репчатого лука. Теперь ее неудержимо тянуло к кислому. И однажды мачеха заметила, как падчерица за обе щеки уплетает квашеную капусту.
— Что-то тебя на кислое потянуло, — зловеще процедила сквозь зубы сухая вобла. — Что это с тобой, девка? То-то я смотрю, ты лицом переменилась, почернела, как коровье дерьмо. Уж, не забрюхатела ли от кого?
Она медленно приблизилась к девушке.
— С чего вы взяли? Я всегда капусту любила, — сказала девушка, не показывая охвативший ее ужас.
— А вот мы счас проверим, — сказала мачеха, быстро схватила девушку за живот и тут же отпрянула, словно коснулась раскаленного железа, завопила: — Сучка, нагуляла! Счас я его выдавлю из тебя коленкой.
Она впилась хищными пальцами в девушку, бросила ее на пол. С грохотом в сторону отлетел стул, на котором сидела Лида. Падая навзничь, она больно ударилась головой о пол, и на миг потеряла сознание. Но оно вернулось к ней в тот миг, когда острые пальцы мачехи завернули на ней платье и комбинацию, пытаясь обнажить живот. Лида сгруппировалась, и сильный удар ногой в грудь, отбросил мачеху в сторону. Та истошно заголосила.
— Убила, сучка, убила! Нагуляла брюхо, а меня убила. Счас я тебя, сучку, сдам в милицию.
Противники поднялись одновременно. Лида схватила, лежащий на столе кухонный нож и крикнула:
— Только посмей сунуться на улицу, прирежу! Мне терять нечего, — грозно, без истерики сказала Лида.
Мачеха оторопела. Она увидела перед собой совсем другого человека, решительного, со злым сильным голосом, в глазах больше не было той щенячьей покорности, которую привыкла видеть она. Там плескались гнев и ненависть. Но еще не веря своему открытию, в свои утраченные силы и влияние, мачеха попыталась взять реванш.
— Да я тебя в порошок сотру, сучка, брось нож! — взвизгнула она, но испуганно.
— Не брошу. Твоя власть надо мной кончилась. Посмей только открыть рот, разболтать — прирежу, как поросенка.
Недаром Лида талантливо играла в ТЮЗе драматические роли. Сейчас она чувствовала, как перевоплощается в Жанну Д'Арк сильную, волевую и смелую девушку.
— Шуруй к своему телевизору и не пытайся ускользнуть из квартиры. Сегодня я буду спать у входной двери. А что бы ты не напала на меня сонную, я подвешу к твоей двери кастрюли и ведра. Они загрохочут, как только ты попытаешься выйти. Нападешь на меня, я тебе обещаю — всажу нож в твое поганое пузо.
Девушка поразилась своей смелости. Но она ли говорит такие суровые слова? Нет, это говорит Жанна. Как хорошо, что француженка восстала из пепла и появилась здесь, в трудные минуты, подтолкнула девушку на решительный бой с угнетателем. Лида не сомневалась, не явись образ Жанны, который она давно в себе вынашивала, сникла бы, а мачеха безжалостно истерзала ее, била бы по животу, убивая шевелящееся внутри крошечное существо, которого она сама страшно боялась и, пожалуй, уже ненавидела. Но это существо часть ее, скорее ненависть не к нему, крошке, а к тому чувству, что подтолкнуло ее к опрометчивому шагу, к тем ощущениям и сладостным минутам, которые она испытывала в его объятиях, оставив теперь внутри ее тяжкий след, боль, позор и унижение, через которые, она знала, ей предстоит пройти. Она, конечно, сейчас меньше всего думала о предстоящих лишениях, потому что не знала, как ей поступить в создавшемся положении и благодарила Жанну за помощь, с которой она вытеснила мачеху из кухни в гостиную, к телевизору. Нет, ошибка, мачехи там не место. Пусть идет в спальню, ложится спать, пока в девушке живет ее героиня. Лида же похозяйничает в квартире. Соберет свои вещички, возьмет деньги, которые вобла прячет в комоде. Сотни полторы. Не богато, но и то дай сюда. Завтра она решит, куда ей срываться.
Перепуганная мачеха, не сводя глаз с ножа в руке у Лиды, на противно дрожащих ногах, едва отрывая их от пола, ретировалась из гостиной в спальню, попутно ища, что бы схватить для отпора взбесившейся падчерице. Но, не найдя ничего подходящего, заперлась на шпингалет.
— Ну, сучка, — раздался ее приглушенный голос из спальни, — не думай, что твоя выходка сойдет тебе с рук. Вернется отец с поездки, я заставлю его всыпать тебе по первое число. Ишь, чертовка, нагуляла живот, да еще ножом грозишься! Посажу, сучку!