Но летчики бьют точно по их танкам эрэсами, снаряды рвутся почти у самой узкоколейки, но нас не задевают. Неужели немецкие танкисты все-таки прорвутся через этот огневой заслон?
Как и тогда, на Курской дуге, они прорвались. Поливая из пулеметов линию узкоколейки, танки приближаются к нам. Наша артиллерия прекращает огонь. Стрелять ей больше нельзя, иначе снаряды будут ложиться уже среди нас.
— Пропустить танки! — слышится команда Гусева. — Танки пропустить! Огонь по пехоте!
Вот она — немецкая пехота. Она движется в атаку мелкими группками по три-четыре человека. Движется под прикрытием танков, прижимающих нас к земле огнем пушек и пулеметов.
Я знаю: очень скоро их огонь нам станет неопасен, танки вот-вот подойдут так близко, что мы окажемся в мертвой зоне и снаряды будут лететь уже над нашими головами на ту сторону реки.
Оглядываюсь. Все, кто есть на плацдарме: разведчики, артиллеристы, саперы — лежат на насыпи узкоколейки с автоматами, пулеметами, карабинами. Все изготовились к схватке с пехотой, прекрасно осознавая, что танки нам все равно не остановить. Сейчас главное — не угодить под гусеницу.
Один из них с сосульками грязи на бортах, грозно поводя тупорылой пушкой, приближается к нам. Мгновенно ловлю себя на мысли, что я почти не боюсь его. Только бы не проморгать, увернуться, не дать ему наехать, а ни его пушка, ни пулеметы мне сейчас не страшны.
— Сивков, Таджибаев! В окоп. Быстро!
И вдруг происходит невероятное: танк мгновенно оказывается в центре огромного огненного факела и замирает на месте. Грохот глушит меня, в небо со свистом летят катки, траки. Левее слышится еще один такой же мощный взрыв.
Так взрываются только противотанковые мины. Только сейчас замечаю, что ни одной из них на узкоколейке нет. Значит, их не смело огнем во время артналета, как я полагал, значит, саперы их ночью перенесли за узкоколейку и установили с той стороны. Молодцы, ребята! Правее два танка минуют минное поле и устремляются к доту, а напротив нас из-за подорвавшегося танка выбегают автоматчики.
Ни Сивков, ни Таджибаев не успели выполнить моей команды. Они не отползли в окоп и лежат на своих местах рядом со мной.
— Огонь! — командую им и нажимаю на спуск автомата.
Стучит «дегтярев» Сивкова, короткими очередями стреляет Усенбек, положив диск автомата на рельс. Неправильно делает, эх! Нельзя класть диск на металл.
Немцы атакуют нас, как всегда, ведя огонь с ходу. Пули с визгом рикошетируют, впиваются в шпалы, в глаза летят песок и щепки. Особенно опасны для нас пулеметчики в ходах сообщения, поддерживающие атакующих.
— Сивков! По пулемету бей, по пулемету!
Но кто-то где-то упредил меня с командой. По вражеским пулеметчикам ударили наши «станкачи». Один за другим гитлеровцы замолкают, но автоматчики все же приближаются к узкоколейке.
И тогда по цепи передается приказ:
— В контратаку, вперед!
— Отделение, за мной!
За все время пребывания на фронте впервые, кажется, иду в контратаку. Мы поднимаемся на насыпь и открываем огонь. Сивков стреляет с ремня. И здорово стреляет! Та группа автоматчиков, на которую мысленно нацелился я, уже залегла.
Внезапно справа и слева от нас начинают рваться снаряды и мины, вновь подают свой голос немецкие пулеметы из ходов сообщения. Падаем в воронки, но они мелкие, укрыться негде. Ясно, что с контратакой кто-то поспешил.
— За дорогу! За дорогу отходи! — это, кажется, командует лейтенант-артиллерист.
Вскакиваю, бегу назад. Таджибаев делает то же самое, а Сивков все еще стреляет по автоматчикам.
— Сивков, за дорогу! — кричу ему.
Алексей подхватывает пулемет и перебежками, петляя, бежит назад, к узкоколейке.
Мы снова на своем месте. Здесь чувствуем себя несколько увереннее.
Обстрел с той стороны прекращается, и тут вступает в дело наша артиллерия из-за реки. Ясно: контратака не удалась, но и немцы не смогли сбросить нас с плацдарма. Будут ли атаковать еще?
Они больше не атаковали. Где-то левее реку форсировал наш танковый корпус, и, чтобы заткнуть дыру в обороне, немцы убрали отсюда все оставшиеся танки.
Они потеряли четыре машины. Две подорвались на минах, один танк застрял в ходе сообщения, провалившись в него левой гусеницей. Еще один дошел до самого обрыва к реке и скатился в нее, перевернувшись через башню.
Около полудня гитлеровцы снова начинают молотить артиллерией крохотный в масштабе фронта клочок земли, мы снова лежим в окопе слоеным пирогом: кто-то на ком-то.
Догадываюсь, что на этот раз они обстреливают нас с целью задержать, дать возможность отойти своей пехоте.