Выбрать главу

— Сивков.

— Товарищ Сивков. Куришь?

— Курю, товарищ старшина.

— Тогда угощайся. Вот подпишем акт, сдадим золотишко, куда будет велено, и делу конец. А то, что ты последнего из карабина не достал — черт с ним! Не журись. Найдет и его пуля.

Вскоре тот же старшина командир хозвзвода подтвердит: грабители все-таки оказались оборотнями.

...Наш взвод пополнили. Теперь в нем вместе с командиром пятнадцать человек. Четверо из прибывших новичков — бывшие военнопленные, работавшие на полях помещиков и зажиточных хозяев здесь же, в Восточной Пруссии.

Они приняли присягу, получили обмундирование и оружие.

Сначала начальство решило Сивкова и Куклева назначить командирами отделений, как людей уже имеющих фронтовой опыт, но те оба категорически отказались повышаться в должности, а младший лейтенант Гусев высказался за то, чтобы нас всех троих оставили в одном отделении. Так, по его мнению, будет справедливее. И нас оставили в покое. Командирами двух других отделений назначили солдат из шестой роты.

Снова, как и перед прорывом обороны 13 января, началась учеба. С утра повзводно мы уходили в ближайший тыл обороны я начинали отрабатывать тактические задачи по ведению боя в траншеях, по блокированию дотов и дзотов. Но на что особое внимание обращали наши командиры, так это на ведение уличных боев. Нашей дивизии, всю войну провоевавшей в лесах и болотах, не приходилось участвовать в обороне или штурме крупных городов, поэтому мы учились вести бой на чердаках и в подвалах мелкими группами, на лестничных маршах и площадках, атаковать через проемы в стенах. С занятий возвращались бурые от кирпичной пыли, уставшие и сразу же начинали чистить оружие, а попутно помогали новичкам изучать его устройство.

Некоторые из них впервые держали в руках автоматы ППШ и смотрели на них как на диковинку. Автоматического оружия во взводе теперь было много, и наша огневая мощь возросла в несколько раз.

Иван Иванович Кузнецов дает мне партийное поручение: отдельно побеседовать с каждым из новичков.

— Ты, Сережа, понимаешь, что сейчас они такие же бойцы Красной Армии, как любой из нас. Но ведь больше трех лет они находились, скажем так, под воздействием вражеской пропаганды. Расскажи им о том, какие победы одержала Красная Армия над фашистами, где мы колотили гитлеровцев, какой путь прошла дивизия. В общем, работы тебе хватит. Сумей только находить время.

Я стал рассказывать новичкам о наиболее крупных сражениях. О том, как отстояли Москву, Сталинград, как разгромили немцев на Курской дуге, причем говорил с особой охотой, так как в течение семи дней июля 1943 года сам был в этом пекле.

Меня радовало, что новички учатся хорошо и слушают меня внимательно. Мои беседы были не так уж частыми и долгими. Мне приходилось выкраивать минуты в перерывах на занятиях или инженерных работах.

Я знал, с каким нетерпением они ждали весточек из дома, где о них ничего не знали вот уже четвертый год. Когда в роту приносили почту, они первыми бросались к почтальону и с замиранием сердца слушали, как выкликают фамилии счастливчиков, которым вручались самодельные конверты-треугольнички.

В один из дней и ко мне пришла радость: сразу три письма от Полины. Все они начинаются одними и теми же словами: «Дорогой Сереженька!»

О чем пишет Полина? Сначала она жалуется на то, что редко ей пишу, потом извиняет меня, зная, как я занят и чем. А после всего этого о своих делах. Дел у нее, конечно, много. Детский дом разрастается. Детишек уже больше сотни...

Конечно, такие письма можно написать и брату, и дяде, и просто хорошему знакомому. Наверное, я и есть для Полины просто хороший знакомый. Ни одного слова про любовь, про чувства. Ведь я же ей писал про это!

Нет, очевидно, Полина решила твердо держаться своего правила: не связывать себя, инвалида, со мной. Вот потому и письма пишет такие. Эх, Кочерин, Кочерин!

Поздно вечером к нам наведывается младший лейтенант Кузнецов. У него главный вопрос сейчас — политработа с пополнением.

Иван Иванович интересуется, кто в отделении кроме меня беседует по политическим вопросам с новичками, причем со всеми, а не только с теми четырьмя. Оказывается — никто.

— Плохо, Кочерин, плохо. Возьми, к примеру, Куклева. Ведь меньше года назад он еще работал в колхозе бригадиром. Ему есть что рассказать о том, как трудятся в тылу наши старики, женщины да подростки. Не думай, Сережа, что политработу на фронте должны вести лишь командиры да политработники. Это дело многих людей. В том числе и таких, как Сивков и Куклев. Они не просто рядовые бойцы, они фронтовики. Им и карты в руки.