Когда мы с Гусевым возвращаемся в подвал, майор жестом приглашает подойти ближе к карте.
— Сегодня в двадцать один час вот сюда, — майор показывает карандашом на крохотные черные брусочки на карте, обозначающие какой-то населенный пункт, — нашей артиллерией будет сделан сильный огневой налет. Его задача — облегчить прорыв окруженных частей дивизии через внешний фронт. Через внутренний мы должны прорваться собственными силами, разбившись на мелкие группы. Эту задачу батальон получил еще вчера ночью. Давайте решим, как будем ее выполнять.
— Товарищ майор, — мнется Гусев, — может, всех офицеров позовем? Как-никак один из них ротой командовал.
— Пока не нужно. Все они — ребята молодые, а нам, людям постарше, нужно сначала выработать свой план и тогда предлагать его.
— Воля ваша. — Гусев облегченно вздыхает, раз комбат решил, значит, так должно быть.
— Друзья мои, — Полонский оглядывает нас всех поочередно, — у меня были свои соображения по поводу того, как вырваться из этой мышеловки, в которую превратился пакгауз, но вот он, — майор показывает карандашом в сторону спящего у стены Кнапке, — рассказал мне кое-что такое, заставившее меня отказаться от задуманного. Кнапке, давний житель этих мест, предлагает идти не на северо-восток, а сначала строго на юг, в направлении залива, чтобы потом повернуть на восток и двигаться лесом. Он знает там какую-то длинную дамбу, укрываясь за которой мы можем быстрее прорваться через внутреннее кольцо окружения.
— А ему можно доверять, товарищ майор? — спрашивает Гусев.
— Полагаю, да. Восточнопрусский Сусанин из него не выйдет. К тому же Гитлер наверняка не числит его в своих друзьях.
— Так-то оно так...
— Что же еще вас смущает, Гусев?
— Я бы на всякий случай выделил небольшую отвлекающую группу. Могу повести ее сам. Группа должна идти прямо через шоссе на северо-восток. Пусть немцы заметят ее и подумают, что мы начали выход из пакгауза кратчайшим путем, то есть через шоссе к лесу и дальше — к своим.
— Что ж, неплохая мысль. — Майор постукивает карандашом по карте. — Сколько у нас активных штыков?
— Двадцать три. В отвлекающую группу можно выделить человек семь. Остальные пойдут с вами в сторону залива.
— Пусть будет так. Возглавит отвлекающую группу командир четвертой роты. Кочерин, позови его сюда.
Мы начинаем прорыв около шести вечера. Фашисты больше не атаковали нас, решив намертво запереть в этом каменном мешке. А может, и ждали, что придут на помощь два-три танка? Не знаю. Если бы случилось так, пакгауз оказался бы для нас могилой.
Обе группы — большая и малая — выходят одновременно. Но если мы, составляющие большую, в которой находятся раненые и майор, обязаны быть тише воды и ниже травы, то те, другие, чем-то должны привлечь к себе внимание противника.
Помню, как мы проклинали туман 13 января 1945 года, когда начали наступление под Пилькалленом. Но зато как мы молимся на него сейчас!
Туман, густой-прегустой, заключает нас в свои объятия сразу же, едва покидаем пакгауз и делаем первые шаги по направлению на юг.
Мы несем комбата на плащ-палатке вчетвером: младший лейтенант Кузнецов, старшина-артиллерист, Сивков и я. Идем ходко, потому что знаем: должны достичь опушки леса и, если придется, вступить в бой одновременно с группой, ушедшей на северо-восток. Но мы будем открывать огонь только при непосредственном соприкосновении с противником.
Первыми идут Гусев и Кнапке. За ними — прикрытие, потом — мы с комбатом. Замыкает колонну группа во главе с молоденьким лейтенантом, пришедшим в батальон уже под Кенигсбергом.
Под ногами с шорохом оседает талый снег, хлюпает вода. Идем в колонну по двое так, чтобы для нас, несущих комбата, протаптывалась какая-то дорожка. Догадываюсь, что майор чувствует себя прескверно: он видит, как трудно приходится нам.
Вадим Вадимович все это время держится молодцом, хотя у него раздроблена кость левой ноги, а на правой — сквозное ранение выше колена, но кость не задета.
Когда же начнется этот лес? Все поляна и поляна? Из пакгауза мне казалось, что до опушки тут метров сто с небольшим.
Позади у шоссе раздается пулеметная очередь, вспыхивает ракета, другая. Они словно плавают в молоке, эти белые шарики, появление которых не сулит нам ничего хорошего. Вот к пулеметам присоединяются автоматы, слышатся взрывы гранат. Все, значит, там завязался бой, наши оттягивают противника на себя.
А здесь? Есть тут противник или нет? Ведь оба раза он атаковал либо с севера, со стороны шоссе, либо строго с востока. Отсюда только стреляли пулеметчики.