После ужина сидим на завалинке нашего временного жилья, ждем Алексея, Он пошел к старшине за гармошкой. В роте Сивков — единственный гармонист, но старшина все же не дает ему гармонь на постоянное хранение, боится, как бы не уплыло куда-нибудь это ценное ротное имущество с помятыми кое-где мехами, приехавшее с нами вместе с самого Урала.
Сивков идет по деревне вместе с Зинкой-солдаткой и еще двумя-тремя девчонками. Идет, как у себя на родине, тихо наигрывая незнакомую нам простенькую мелодию, Догадываемся: Алексей своей игрой созывает молодежь к нашему крыльцу.
Скоро сюда потянутся солдаты, подойдут молодые женщины-солдатки, девчата, Потом встанут в кружок и будут, хихикая и перешептываясь, смотреть, как пляшут Зинка и Сивков. Затем, как бы осмелев, вслед за ними выйдут на круг еще несколько девчонок.
Первым начнет свои архангельские частушки-припевки Алексей:
Тальянка взвизгивает в его руках на полную мощь своих легких. Сивков «дробит» и свысока оглядывает улыбающихся девчонок синими круглыми глазами из-под крупных белесых с рыжинкой бровей. Около Зинки он останавливается и отбивает чечетку с особым усердием, вызывая партнершу на круг. Зинка, ладная, кареглазая, с высокой грудью и длинными косами, обутая в довоенные брезентовые туфли на низком каблуке, поправляет на мягких покатых плечах полушалок, секунду-другую как бы раздумывает, потом стремительно пускается в пляс, смело наступая на партнера.
Мы знаем: вот-вот и баба Гаша не выдержит, выйдет на круг, взмахнет своим головным платком и споет такую частушку, что хоть вались на землю и хохочи до колик в животе.
Нашему парторгу, старшине Кузнецову, как-то побывавшему на таких посиделках, не понравилось их «идейное» содержание, о чем Иван Иванович доложил капитану Полонскому. Но тот не поддержал парторга, сказал, что слез эти люди пролили вдосталь. Пусть хоть так повеселятся. Лучшего ни он, командир роты, ни Кузнецов, парторг ее, предложить не смогут.
Иван Иванович махнул на нас рукой и больше не приходил на вечеринки к бабкиному крыльцу.
Сивков умел играть еще и кадриль, но танцующих не оказывалось, и Алексей опять заводил свою простенькую архангельскую. Когда совсем смеркалось, все начинали расходиться.
Так случилось и сегодня. Но с одним непредвиденным происшествием...
— Слышь, товарищ командир, — Алексей, стоя рядом со мной, хитровато отводит глаза. Гармонь, застегнутая на ремешки, у него под мышкой. — Ты разреши после отбоя малость задержаться. Зинку, понимаешь, проводить надо. На том краю деревни, понимаешь, живет. Боязно одной идти.
Я знаю не хуже Сивкова, где живет Зинка. До того края деревни и всего-то шагов триста. Но уж так и быть, пусть провожает. Может, сегодня старшина роты не придет нас по пяткам считать.
Алексей возвращается ночью. Тихонько разувается у порога, снимает гимнастерку, нащупывает свободное место на полу и ложится.
Но через некоторое время слышу — встает, подходит к печке, шепчет:
— Баба Гаша?
— Чего тебе, полуночник? — Старуха, как и я и еще, наверное, кто-то, не спит.
— У тебя тряпочки какой-нито чистенькой нет?
— А по что тебе она?
— Понимаешь, нос в темноте расцарапал, — Алексей говорит еще тише. — Да и лоб, кажись, тоже рассадил.
— Полно тебе врать. Зинка тебя разукрасила. Ох-хо-хонюшки, один грех с вами.
Баба Гаша, ворча, слезает с печки и уводит незадачливого ухажера в сени.
Едва дверь за ними захлопывается, как Игнат начинает комментировать:
— А ведь она, братцы, здорово Алексею физию разрисовала. Во попал мужик! Хо-хо-хо!
— А ну, тихо, спать всем! — Утихомириваю говорунов и скоро засыпаю.
Троих: Тельного, Сивкова и меня парторг поднимает на рассвете. Поеживаясь от утреннего холодка, выходим на крыльцо, недоуменно смотрим на Кузнецова, но первым спрашивает он:
— Чего это ты, Алексей, весь подорожником облеплен?
— Ночью до ветру ходил да в старый окоп брякнулся.
— А, тогда еще ничего. — Кузнецов гасит на губах хитрую улыбку. — Бывают и у окопов острые ногти... Я вот чего, ребятки поднял вас. Косить умеете?
Мы дружно и утвердительно киваем.
— Тогда порядок. С женщинами да девчатами не только плясать надо, но и помогать им. Давайте-ка до подъема разомнемся, покажем силушку молодецкую. Я еще кое-кого из роты собрал. Айда-те за мной.