Огонь усиливается. Пока цел, надо попробовать выбраться. Выстрелы «арисак» слышу метрах в двадцати впереди. Даже лежа я могу метнуть на такое расстояние гранату, но ведь у меня на поясе Ф-1, ее осколки зацепят и меня, долетят и до машин.
Начать стрелять самому? А кто в батальоне, кроме Бакланова, знает, что я здесь? Подумают: японец застучал и так влепят, что и ахнуть не успеешь.
Первый испуг прошел, решаю отползти назад. Подумать только: всего каких-нибудь пятнадцать метров, но попробуй преодолей их.
Чуть-чуть приподнимаю голову и вижу, что наши больше стреляют из канав, чем с машин. Значит, понемногу прыгают на землю. Еще минута — и все они окажутся в канаве. Тогда к ней вообще не подойдешь. Решаю одним махом перескочить к своим. Приподнимаюсь и, полусогнувшись, делаю бросок. Цел!
Перевожу дух и слышу команды старшего лейтенанта. Оказывается, взвод ведет бой организованно, а не каждый сам по себе. Устраиваюсь поудобнее, открываю огонь из автомата.
— У кого эргэдэ, пусть бросают, — кричу командиру взвода. — Их окопы — рядом.
— Гранатами, огонь! — командует он.
После я узнаю, что гранат в начале боя не бросали, боясь попасть в меня.
Раздаются взрывы гранат. Левее тоже слышится стрельба. Это по приказу комбата одна из рот начинает обходить японцев. Становится ясно, что их не так уж много.
Теперь раздаются очереди и справа. Это на помощь к нам идет шестая рота. Она отрезает путь отхода противнику к камням, отчетливо видимым на фоне неба.
А в том, что японцы отходят, невозможно было ошибиться. Их огонь становится все реже и с большего, чем прежде, расстояния. Вот он прекращается совсем. Ушли? Да, заметив, что им отрезают путь отхода, японцы под покровом темноты скрываются.
— Прочесать местность! — отдает распоряжение комбат.
Мы перезаряжаем оружие и цепью движемся в сторону камней. Окопы, отрытые в шахматном порядке, начинаются метрах в пятнадцати от дороги. Они пусты, но примечательно, что почти в каждом из них находим противотанковые мины. Те самые деревянные ящики, один из которых я видел на коленях у спавшего японского солдата. Находим двух убитых и одного раненого в траве. У нас потерь нет.
Раненого перевязывают и ведут к командиру передового отряда. Там есть переводчик. Вскоре узнаем, что мы вели бой с отрядом камикадзе, солдат-смертников, которые должны были бросаться с минами в руках под наши танки.
До поры до времени вражеское командование не пускало их в дело, надеясь остановить наши танки на пути к перевалу другими средствами. И когда японцы убедились, что ничем другим их остановить нельзя, решили использовать камикадзе.
По словам солдата, они готовы были отдать жизнь за императора, но в течение четырех суток без сна и отдыха убегали от нас с минами в руках, и так выбились из сил, что уснули, не дождавшись подхода колонны.
Правда это или нет — не мне судить. Но нам тогда не очень верилось, что этим солдатам так уж хотелось отдать жизнь за императора.
До рассвета стоим на месте, выставив сторожевые посты по обе стороны дороги. Если бы это сделали раньше, быть может, не было бы стычки с камикадзе. Хорошо, что так легко отделались. Даже машины не пострадали, не считая одного простреленного ската.
Под Солунью минуем следы большого боя, который здесь вела гвардейская дивизия нашей армии. Впервые видим подбитые японские танки. Смотрим на них не без интереса: нет, не чета нашим Т-34!
Здесь же, в долине, предстает перед глазами противотанковая батарея японцев, в полном смысле раздавленная танками. Около пушек — посеченная пулеметным огнем орудийная прислуга, невдалеке мечутся испуганные кони. Видно по всему, что бой тут закончился недавно.
Лейтенант Гусев говорит, что соседи опередили нас и вышли к городу по параллельной дороге. Их передовой отряд вместе с танкистами генерала Кравченко овладел также и станцией Учагоу — конечным пунктом железной дороги, идущей сюда из Мукдена.
Вечером накоротке проводятся партийные и комсомольские собрания. Повестка дня одна: прием в партию и в комсомол наиболее отличившихся в боях.
Даже не верится, что Большой Хинган уже позади. По дорогам движутся пока еще небольшие колонны пленных. Идут под командованием офицеров. На лицах солдат — невыразимая усталость и апатия. У каждого за поясом — маленькое махровое полотенце. То один, то другой берут эти полотенца, снимают каскетки, вытирают лица, с каким-то равнодушием глядя на нас, и снова идут в одном направлении с нами. Впереди и сзади каждой колонны — наши автоматчики.
— Это от китайцев их охраняют, — говорит Сивков. — Мне автоматчики на той остановке говорили.