Выбрать главу

На другой день, едва успеваем позавтракать, к нам приходит радист из штаба батальона. Он отводит меня в сторону и как человеку, знающему секрет, о котором комбат приказал молчать, шепчет:

— Какая-то «Астра» передает, что скоро через расположение наших войск с японской стороны перелетит самолет «дуглас» в сопровождении наших истребителей. Огня по нему не открывать.

Самолет пролетает около полудня невдалеке от нас. Он держит курс на северо-запад. В нем, как мы после узнаем, находился император марионеточного государства Маньчжоу-Го Пу И. Он летел в городок Ванемяо, чтобы на японском военном аэродроме заявить о капитуляции своей марионеточной армии и отдать свою золоченую шпагу генералу М. П. Ковалеву, уполномоченному принять капитуляцию армии.

Спустя 22 года после описываемых событий я держал в руках эту шпагу — узенький клинок стали с позолоченной рукояткой.

К исходу дня в расположение передового отряда прибывают головные подразделения главных сил корпуса.

Мы обнимаемся с однополчанами. Курящие разживаются махорочкой. Получаем свежий хлеб, сахар, воду и наши серые шинели. Сухие, теплые, пахнущие монгольской пылью, не успевшей улетучиться под брезентом у Кости Носкова, нашего бессменного каптенармуса.

Поступает приказ: выйти из подчинения командира передового отряда и в дальнейшем действовать в составе полка.

Утром выступаем. Теперь перед нами открывается поросшая высокой, в рост человека, травой холмистая равнина, через которую тянется разбитая танками и машинами дорога.

— Куда она идет, эта дорога? — спрашивает Куклев командира взвода.

— А кто ее знает, — отвечает старший лейтенант. — Может, аж до самого Порт-Артура.

Он оказался прав. Дорога привела нас в Порт-Артур.

В пути, где-то у маленького городка Кайтун, узнаем, что Квантунская армия японцев получила официальный приказ о капитуляции.

Как встретили мы эту весть? Рассказать об этом очень трудно. Такое надо пережить. А слова, что слова? Словами не все выразишь. Я, например, запомнил, как плакал Куклев. К нашему немалому удивлению, он оказывается, провоевал пятую войну...

«ГОСПОДИН МЭР»

(вместо эпилога)

По навесу над крыльцом старой исполкомовской дачи вкрадчиво постукивают редкие капли отшумевшего дождя. Со стороны озера тянет дымком костра, слышится песня, которую нестройно поют парни и девчата. Это, конечно, студенты стройотряда, работающие в соседнем совхозе. Они строят птицеферму, которая очень нужна городу, растущему не по дням, а по часам. В скорейшем завершении ее лично заинтересован и я, как председатель исполкома горсовета или «господин мэр», как иногда в шутку зовет меня Полина.

Сейчас она сидит на крыльце, ступенькой выше, и нежно, как умеет делать только она, приглаживает мои седые, сильно поредевшие волосы. Поля очень любит поздними вечерами молча посидеть со мной на крыльце так, чтобы моя голова покоилась на ее коленях.

Это вошло у нее в привычку с тех, ставшими далекими лет, когда я все-таки убедил Полину выйти за меня замуж и мы поселились в бараке строителей. Тогда я работал каменщиком и приходил домой перепачканный раствором и кирпичной пылью. Сняв спецовку, я садился на маленький табурет у кровати, а Поля, ожидавшая ребенка, гладила мои волосы, что-то шептала мне на ухо, и я нередко тут же засыпал, даже не успев поужинать.

— Ну, как прошел твой протокольный прием? — спрашивает наконец Полина.

— На хорошем деловом уровне, о чем завтра узнаешь из газет.

— Будешь ужинать?

— Конечно буду. «Гвардия» спит?

— Спит твоя «гвардия». Еле уложила. — Она целует меня в макушку и, опираясь на палочку, встает.

«Гвардия» — это Петюшка и Тима, внучата-близнецы. Дочь назвала их в память о наших самых дорогих друзьях, не вернувшихся с войны.

Ветер разметал легкие тучки, с листьев старых лип тяжело упали на землю последние капли. Высоко в небе мигнул бортовыми огнями рейсовый самолет.

Перебор гитарных струн становится слышнее. Вскоре песня обрывается, и вот уже доносятся визг, смех, отчетливо слышу всплески воды. Молодежь решила перед сном искупаться.

Хочу последовать их примеру, однако домашний доктор-пенсионер не одобряет мое намерение, напомнив, что мне давно не восемнадцать.

На кухне меня ожидает изысканный ужин: морковные котлеты и кефир. Жена записала себя и меня в старики и неуклонно проводит «линию» в питании, хотя ожирение не будет угрожать мне до конца жизни.