- Правда, было бы хорошо, если бы ты могла называть меня матушкой или мамой... Что-нибудь в этом роде?
- Ох... я бы не смогла, - выпалила я.
- Почему? - Ее голос зазвучал резко, и я видела, что мой отец задет этим.
- Ну, - запинаясь, выдавила я. - Я так хорошо помню матушку. Никто не может заменить...
Вид отца выражал нетерпение, однако мачеха сказала, уже успокаивающим тоном:
- Разумеется, разумеется. - Она тихонько вздохнула и ласково улыбнулась. - Ну, хотя бы маменька. Это у тебя получится?
- Да, наверное, - ответила я. Так что я должна называть ее маменькой. Однако я знаю, что довольно долго мне еще будет удаваться вообще никак не называть ее.
1 ИЮНЯ.
Мистер Фидерстоун по-прежнему здесь. Он все время подстерегает меня, а я все так же стараюсь избегать его, когда могу. Я решила больше не быть с ним вежливой, и между нами происходят словесные перепалки, которые, как выясняется, мне легче даются, чем вымученная вежливость.
Когда он сказал:
- Вы надеялись ускользнуть от меня, не так ли? - я ответила:
- Да, надеялась.
- Почему? - резко спросил он.
- Потому что хочу побыть одна.
- Какое несовпадение желаний! А я хочу быть с вами.
- Не понимаю, зачем.
- Я нахожу вас красивой и возбуждающей. А как вы находите меня?
- Ни красивым, ни возбуждающим.
- Я сам на это напросился, не так ли?
- Вот именно.
- Какая вы прямолинейная юная леди!
- Надеюсь, что так.
- И очень правдивая.
- Стараюсь.
- И недобрая.
- С этим я не согласна.
- Вы меня все время срезаете.
А вы не нарывайтесь на то, чтобы вас срезали.
- Что же еще остается влюбленному бедняге?
- Отправиться в более плодородные земли.
- Но где же я еще найду такую красоту и ум?
- Да почти в любом месте на земле, - отпарировала я.
- Вы ошибаетесь. Здесь... только здесь - и здесь мое сердце.
Теперь я уже могла над ним смеяться. Я понемногу переставала бояться его. С тех пор, как вернулись отец с мачехой, все пошло немного лучше. Он уже не так интенсивно преследовал меня, бывали дни, когда я выезжала на прогулку и не встречала его вовсе.
Иногда я размышляла о будущем. Мне уже было семнадцать. Мачеха говорила, что мы должны больше развлекаться.
- Не забывайте, - говорила она отцу, - у вас дочь на выданье.
- Я пренебрегал своими обязанностями до тех пор, пока не приехали вы, чтобы заботиться обо мне, дорогая, - отвечал отец. - Нам надо думать об Энн Элис, - настаивала она. - Я буду приглашать к нам гостей.
В этот вечер Десмонд Фидерстоун явился к обеду. Мне это было отчаянно неприятно. Мне всегда противно думать о том, что он приходит к нам. Это странное и дурацкое ощущение, которого нельзя объяснить, ибо какой от него может быть вред? Я подумывала сослаться на головную боль и не появляться за столом. Однако это было бы уж слишком явно. Кроме того, ведь за столом будут и другие - так что, может, будет и не так уж плохо.
Я оказалась права. Когда он смотрел на меня с другого конца стола, это был уже другой взгляд. Он вел себя снисходительно - так он обращался бы с ребенком. Постоянно следил за тем, чтобы называть меня мисс Энн Элис, и, казалось, считал меня совсем девчонкой, едва закончившей школу. Я с трудом верила, что это тот самый человек, убеждавший меня в том, что я та женщина, которую он любит. Можно было бы подумать, что все это время он просто играл.
Меня не оставляло ощущение, что поведение мистера Фидерстоуна как-то связано с мачехой, и, по странной превратности судьбы, получила этому подтверждение.
После обеда все пошли в гостиную, а я объявила о том, что иду спать. Я часто так поступала, поскольку все пили портвейн и засиживались допоздна. Хотя я обедала вместе со всеми, как взрослая, считалось, что эта часть вечера для моих глаз не очень годится.
Я с радостью ускользнула и отправилась в свою комнату, чтобы записать в дневнике и поразмышлять о странном поведении мистера Десмонда Фидерстоуна, о том, как по-разному он держался.
Сидя за дневником, я услышала шум внизу - стук копыт лошади, которую выводили из стойла.
Я подошла к окну и выглянула наружу. Это был Десмонд Фидерстоун, направлявшийся верхом домой. Я тут же отпрянула от окна. Мне не хотелось его видеть.
Затем я услышала голос и узнала мачеху.
Она говорила резко, и слова ее доносились совершенно отчетливо.
- - Это надо прекратить, - заявила она. - Я этого не потерплю.
А потом раздался его голос:
- Это пустяки... Просто игра.
- Я этого не допущу. Ты должен немедленно возвращаться.
- Говорю тебе, это всего лишь игра. Она еще совсем ребенок.
- Зато более проницательный, чем ты думаешь. Как бы там ни было, это должно прекратиться.
- Ревнуешь?
- Тебе бы лучше не забывать...
Голоса замерли. Я быстро повернулась к окну. Он уезжал, а мачеха смотрела ему вслед. Он обернулся и помахал. Она помахала ему в ответ.
Что это значило? Я знала, что они говорили обо мне.
Стало быть, она знала, что он пытается флиртовать со мной, и не одобряла этого. И предупреждала его, что надо прекратить это.
Ее голос звучал рассерженно.
- Я была рада.
Однако я нахожу очень странным то, что она в курсе дела и так возмущена этим. На будущее, закончив писать, я всегда буду тщательно прятать дневник. Я рада, что завела его. Так интересно оглядываться назад и вспоминать.
5 ИЮНЯ.
Сегодня я достала дневник, потому что произошло нечто, из ряда вон выходящее. Десмонд Фидерстоун уехал. Это так странно. Он даже не попрощался. Просто уехал, и все.
С того вечера, когда я подслушала их разговор с мачехой, я видела его всего один раз, и он казался каким-то присмиревшим. По-моему, он действительно внял предостережению мачехи.
Недавно я размышляла о том, что, возможно, не правильно судила о ней. Я недолюбливала ее без всяких причин. А у человека всегда должна быть причина, чтобы любить или не любить других. Теперь, оглядываясь назад, я спрашиваю себя: неужели я не любила Лоис Гилмур лишь потому, что она не была мисс Брей, к которой я привыкла? Людям свойственно совершать такие неразумные, нелогичные поступки.
Она всегда держалась со мной очень мило. И старалась изо всех сил быть доброй со мной. И потом она действительно заботилась о том, чтобы приглашать в дом молодых людей, подходящих мне в женихи. Мой отец в восторге от своего брака, и, полагаю, у него для этого есть все основания.
Несколько дней назад он неважно себя чувствовал. Я услышала об этом только во второй половине дня, ибо обычно я редко его вижу. Отец не всегда выходит к завтраку, но мы ведь не завтракаем в определенное время и всегда берем еду из специальных блюд с подогревом, так что если кто-то и отсутствует, то это легко может пройти незамеченным.
Однако за ленчем моя мачеха сообщила, что отец сегодня останется в постели. Она настояла, чтобы он не вставал, потому что ему немного нездоровится. Беспокоиться не о чем, сказала она. Мы не должны забывать, что отец не так молод, каким себя считает, поэтому она и заставила его лечь в постель.
Мачеха и впрямь очень усердно ухаживает за отцом. Когда я зашла навестить его после обеда, отец сидел в постели, и вид у него, как мне показалось, был очень довольный, ибо мачеха суетилась вокруг него, спрашивая, не сквозит ли ему из окна и не следует ли набросить на плечи халат.
- Вы меня балуете, дорогая, - сказал отец.
- Так же, как и вы меня. Да только вас невозможно избаловать.
- Но вы так хлопочете, Лоис, вы же знаете.
- Разумеется, я беспокоюсь о вас.
Я наблюдала за ними. Отец казался таким счастливым, и мачеха тоже.
Да, по-видимому, я все же не правильно о ней судила.
Я постараюсь полюбить ее. Я пообещала себе это. Глупо не терпеть ее только потому, что я так расстроена, потеряв мисс Брей, и из-за того, что мисс Гилмур заняла место моей мамы.