В другом окне мастерской находилась огромная карта мира. Она казалась великолепной, распростершись перед нами с африканским континентом по одну сторону и двумя Америками - по другую. Море было ярко-синего цвета, земля темно-коричневого и зеленого. Там были и наши острова, казавшиеся совсем маленькими, прямо слева от смешного тигра - Скандинавии. Но самым величественным было имя нашего предка, начертанное золотом в правом углу:
ДЖЕТРО МЭЛЛОРИ, 1698.
- Когда я вырасту, - говорил Филип, - у меня будет корабль, и я измерю моря. Тогда мое имя тоже будет написано золотом в низу карты.
Бабуля М подслушала это, и ее лицо расплылось в широкой счастливой улыбке, поскольку именно к этому она и стремилась, и, по-моему, она поздравляла себя с тем, что вызволила своего внука из когтей Бабули К, которая попыталась бы сделать из него архитектора или Даже политика, ибо ее семья растила людей этих профессий.
С годами я кое-что узнала о семейной истории и обнаружила, что Бабуля М никогда не одобряла брака своего сына с Флорой Крессет. Флора, судя по портрету, висевшему в галерее, была очень хорошенькой, но хрупкой и слабенькой, поэтому она и умерла при моем рождении. В то время так много женщин умирало при родах - и детей тоже, что выжить в определенном смысле было маленькой победой. Я сказала Филипу, что такая цепкость женщин показатель того, что человеческая раса продолжает свое существование, а он на это ответил: "Ты и впрямь иногда говоришь глупости".
Филип был более земным человеком, чем я. Я была мечтательной и романтичной. Филипа интересовала практическая сторона составления карт, вычисления и измерения, и у него просто руки чесались в ожидании, когда он возьмется за компас и прочие научные приборы того же рода. А я размышляла, кто живет в этих далеких местах. Мне было интересно, как они живут, и глядя на острова посреди синих тропических морей, я придумывала различные истории о том, как поеду туда, буду жить среди этих людей и изучать их обычаи.
Мы были совершенно различны по взглядам, Филип и я.
Возможно, именно поэтому мы так хорошо ладили между собой.
Каждый из нас дополнял другого. Без сомнения, из-за того, что у нас не было матери - и в определенном смысле, отца, хотя он был жив, - мы обратились друг к другу.
Когда наш отец привез в поместье новобрачную, он работал в семейном деле. Естественно, его воспитали так нее, как теперь Филипа.
Возможно, если бы наша мать не умерла, отец по-прежнему оставался бы здесь и более или менее делал бы то, чего хотела от него Бабуля. Однако после смерти моей матери он не мог больше выносить жизнь в поместье. Наверное, здесь было слишком много воспоминаний. К тому же, вполне возможно, что он невзлюбил ребенка, занявшего место в жизни за счет той, кто была горячо любима. Как бы то ни было, он решил на время уехать и поработать в Голландии, в фирме по изготовлению карт - так, ненадолго, чтобы оправиться от потери жены. Голландия была страной, с давних времен рождавшей ведущих картографов, и в то время Бабуля М считала, что это хороший план, способный помочь сыну оправиться от горя и одновременно приобрести новый опыт.
Однако отец остался в Голландии, не изъявляя желания возвращаться. Там он женился на голландке по имени Маргарита, ее отец был богатым торговцем-экспортером, и, к великому отвращению Бабули, отец стал партнером в его деле, предпочтя почетное ремесло картографа профессии, которую Бабуля презрительно именовала "коммерцией". У меня были два сводных брата и сестра, которых я никогда не видела.
Шел разговор о том, чтобы Филип отправился погостить к отцу, однако Бабуля М всегда этому препятствовала. По-моему, она боялась, что Филип может соблазниться экспортной торговлей. Так что наш отец обосновался с новой семьей в Голландии и, похоже, удовольствовался тем, что поручил нас заботам Бабули М.
В день моего восемнадцатилетия - это было в мае, примерно за три месяца до бури - гувернантка, что провела со мной семь лет, уехала, поскольку я больше не нуждалась в ее услугах. Я знала, что Бабуля начала подумывать о том, чтобы подыскать мне мужа. Никто из молодых людей, приглашавшихся в дом, до сих мне не нравился. Кроме того, в таком прозаическом замысле я не видела ничего романтического. В Большом Стэнтоне жили Голтоны, у которых был сын Джералд. Они были очень состоятельными и имели дело в Лондоне, находившемся всего в двадцати милях от Большого Стэнтона - не так далеко, чтобы полностью отрывать папашу Голтона от семьи. Джералд сопровождал отца в Лондон, где они часто проводили по несколько недель, а их посещения деревни были довольно кратковременными. Джералд, стань он моим мужем, подолгу не бывал бы дома, но когда я поняла, что это меня не огорчает, я тут же увидела, что он не вписывается в мои романтические сны.
Был также Чарлз Фентон, сын сквайра Мерлингтона - охотник на лис, любитель пострелять, словом, спортсмен. Очень веселый, он смеялся почти по любому поводу, так что в его обществе люди начинали тосковать по некоторой меланхолии. Мне нравилось общество обоих молодых людей, но мысль о том, чтобы провести с ними всю жизнь, нисколько не вдохновляла.
Бабуля М сказала:
- Ты должна еще поучиться, как вести себя в обществе, дорогая. Рано или поздно молодая женщина должна сделать выбор, и выбирать надо из того, что есть. Те, кто откладывают это на более поздний срок, часто обнаруживают, что выбирать уже не из чего.
Грозное предупреждение, да вот мои восемнадцатилетние уши были к нему глухи.
И вообще, чем плоха была жизнь такая, как она есть?
С Филипом Бабуля была более осмотрительна. Он ведь приведет жену в поместье. Она станет Мэллори, тогда как я, выйдя замуж, откажусь от этой блистательной фамилии. Я не сомневалась, что в свое время Бабуля М с некоторым опасением думала о прибытии в поместье Флоры Крессет. Да, она подарила Бабуле двоих внуков, однако хрупкость Флоры стоила Бабуле сына, которым теперь, по ее выражению "распоряжалась эта голландка".
После этой женитьбы у Бабули не находилось для голландцев ни одного доброго слова.
- Но, Бабуля, - напомнила я ей, - вы же сами говорили, что из этой страны вышли лучшие картографы мира. Кое-кто из самых древних исследователей... и сам Меркатор был фламандцем. Подумайте о том, чем мы им обязаны.
Бабуля М разрывалась между двумя противоречивыми чувствами: удовольствием, которое всегда испытывала, когда я проявляла интерес к семейному делу, и недовольством от того, что с ней спорят.
- Это было давно. Кроме того, именно голландец впервые стал покупать черно-белые карты и раскрашивать их. А потом продавал по бешеным ценам.
- А его последователи позднее великолепно этим пользовались, - заметила я.
- Ты очень несговорчива, - отозвалась Бабуля, однако она была не слишком недовольна и поступила так, как делала всегда, когда не была уверена в том, что ей удастся выиграть спор, - переменила тему разговора.
Бабулю крайне радовало то, что посещение мастерской я считала удовольствием, и иногда во второй половине дня, разумеется, после занятий в классной комнате, мы с моей гувернанткой отправлялись в Большой Стэнтон, и я проводила в мастерской несколько приятных часов.
Меня всегда ужасно интересовали разговоры с Бенджамином.
Вся его жизнь была в картах. Иногда он водил нас с Филипом в здание, где печатались карты, рассказывал о современных достопримечательностях и о том, как в старые времена они пользовались деревянными печатными формам. Это называлось рельефной печатью, потому что формы местами были покрыты краской, и она переводилась на бумагу и рельефно выступала.
- А теперь, - с гордостью говорил Бенджамин, - мы используем медь.
Меня технические подробности весьма утомляли, а вот Филип задавал бесчисленные вопросы о разных процессах. А я в это время стояла рядом, не прислушиваясь к разговору и разглядывая карты на стенах. Большей частью это были копии карт, составленных в шестнадцатом, пятнадцатом и даже в четырнадцатом веках, и я думала о тех отважных исследователях, которые отправлялись в эти места впервые и открывали новые земли.