Атрелла удивилась, лицо приобрело жалобное выражение — это же подстава! Она так назовет хозяина, он ее зарежет. Рыжий сжалился второй раз:
— Нет, это его кличка в порту, на самом деле его зовут Жаберин Дохолан. Скажешь, что ты от Ларика из клана Грамилин, он меня знает. Ну, а дальше сама разберешься.
— Дорого у него?
— Вообще он скряга, комнату снять на ночь — два нюфа, он ломит четыре, если согласишься не торгуясь, может поселить в сущем отстойнике, потому бейся за каждую монету, он уважает бережливых. А вообще там прилично — белье свежее, цветы в номерах.
Напарник в кабине рявкнул:
— Лар, харе трепаться! Подъезжаем!
Рыжий Ларик схватил Атреллу и потащил наверх, она не отбивалась. Он отпустил девушку, пихнул ее к лавкам.
— Господа пассажиры! Мы прибыли в город Ганевол! Начинаем торможение, приготовьтесь, упритесь ногами и руками, чтоб не разбить себе лицов!
Атрелла хихикнула:
— Лиц!
— Это у вас — лиц, — сказал Ларик и пошел вниз, — а у них — лицов.
Торможение — долгий процесс! Сперва сбросили давление в котле, а когда уже оставались сотни метров, водители задействовали тормоза. Дилижанс скрипел, послышался запах горящего металла, машину потащило по брусчатке, отчего весь салон наполнился мерзким дребезгом, наконец, она остановилась. Пассажиры потянулись к выходу. Атрелла уже на площади снова подошла к Ларику. Портовая площадь хорошо освещалась, а вот улицы расходились темными провалами.
— И которая Канатная?
Ларик показал направление:
— Туда, там рядом. По левой стороне — пятый дом. На вывеске парусная лодка. Не ошибешься.
Погода в Ганеволе слякотная. Снег в безветрии мягко покрывал брусчатку, таял и чвакал под ногами. Повсюду фонарные столбы светили молочно-белым светом. Атрелла пошла в указанном направлении, и тут ударил большой колокол. Ратушные часы отбили полночь.
Глава 3
Хозяин гостиницы "Баркас" оказался совсем не толстым и бородавчатым, как подумалось сначала Атрелле (навеяло прозвище Жабель Дохлый). Был он тощим седым дядькой со слегка желтушной кожей и желтоватыми глазами. В гостинице стоял еле заметный приторный запах тлена, будто в морге.
"Печень, — подумала Атрелла, — а вот что с печенью, нужно разбираться". И сразу, как молоточек по темечку: "Лицензия!". Девушка заставила себя стать обычной постоялицей обычной гостиницы. Как и посоветовал Ларик, она сослалась на рыжего водителя дилижанса.
Жабель заломил четыре нюфа, Атрелла пожала плечиками и сказала, что если это цена лучших апартаментов, то нормально, но сперва нужно посмотреть. Жабель сыграл бровями и спросил:
— А что же нужно госпоже в глухую ночь?
— Мне нужна комната с удобствами, чистое белье, и все это максимум за один нюф в сутки.
— Это цена какого-нибудь притона в трущобах, а не "Баркаса", — возразил Жабель, — я же вижу, вы с ног валитесь. Уступлю номер за два, если снимете на неделю.
Атрелла прикинула: четырнадцать нюфов, по одному за стол — еще семь, а сколько она проживет в Ганеволе? Кто б знал… а что она ищет? Сама себе на этот вопрос ответить не могла. Бегство из дома еще не казалось ей опасным предприятием, и происходящее с ней и вокруг нее выглядело словно само собой разумеющееся и давно запланированное.
Она достала из сумки один лит:
— Хорошо. Трехразовая кормежка в номере, и по рукам.
Жабель улыбнулся. Девушка ему понравилась. Он протянул руку для скрепления договора. Атрелла протянула свою ладошку.
Волна информации ударила прямо в темечко изнутри. Боль, что испытывал Жабель, никак не отражалась на его лице, а юная лекарка ощутила ее как свою, диагноз родился сразу: опухоль уже заполнила живот, шары метастазов грызли печень. Атрелла побледнела, на лбу выступил пот. Один из метастазов опасно расположился рядом с крупной артерией.
— Вам нужно к лекарю, дяденька, — сказала она жалобно. Она попыталась извлечь руку из ладони Жабеля, а тот вдруг прищурился и спросил хрипло:
— Лекарка?
— Еще нет, дяденька, только учусь.
— Хорошо ж ты учишься, если одним касанием определила мою хворь. ("А я ее от порога определила", — подумала Атрелла.) Был я у лекаря, говорит: поздно… дни мои сочтены. Осталось денег собрать да в храм Нэре отнести, чтоб уйти без боли и не мучаясь.
Он не выпускал руку Атреллы, потому что боль, разделенная на двоих, уменьшилась. А она, уставшая, не знала, как отделаться от Жабеля, и, скорее инстинктивно, чем намеренно, направила мощный импульс на уничтожение опухолевой ткани. Жабель почувствовал волну энергии, пролетевшую по руке и завершившуюся ударом в живот. Он невольно отпустил ее руку.