Старшина был человеком почтенного возраста, весь светился благодушием и радостью и смотрел на солдат как курица на своих цыплят. Унтер-офицеры все были свойскими парнями, и мы прекрасно ладили. Но нас поразил тот факт, что все они были уже в годах: большинство имели семьи и великовозрастных детей.
Как я уже сказал, со стариной Кребсом не было проблем. Мы подыгрывали его тщеславию и стали его «показательной ротой». Кроме того, благодаря его тщеславию у нас была пара мощных автобусов – роскошь, которая заставляла другие подразделения зеленеть от зависти. Для своих собственных нужд Кребс реквизировал великолепный автомобиль, который, несмотря на утопающие в грязи русские дороги, должен был все время сверкать, как начищенный самовар. Несмотря на все свои недостатки, Кребс следил за всем – питанием, пособиями многосемейным и за моральным духом.
За ночь температура упала до десяти градусов ниже нуля. Мы жались друг к другу в своих автобусах, стуча зубами от холода. Новый склад боеприпасов был устроен в Сталино, и нам приходилось сутками охранять его. Мы тешили себя надеждами, что нас, может быть, переведут на теплые квартиры.
Но не было ни тепла, ни даже квартир. Нас, с посиневшими губами и дрожащих, построили однажды вечером перед парой сараев без окон и дверей. Ни намека на печку. Последними жильцами, должно быть, были русские, а они, конечно, вытащили из этих помещений все! И эти сараи должны были стать нашим пристанищем на ночь – при температуре десять градусов ниже нуля.
– Вот уж повеселимся, – сказал Францл.
Шейх использовал весь свой богатый запас ругательств. Ковак и Францл стали боксировать, просто чтобы согреться.
Поскольку выбора не было, мы начали устраиваться на ночлег. По крайней мере, было просторно. Единственный фонарь «летучая мышь» давал скудный свет, но его было достаточно, чтобы высветить провод, протянутый через сарай на высоте одного метра от пола. Не заметив его, мы все попадали бы вниз головой. Но мы не озаботились тем, чтобы убрать его. Мы просто сбились в кучу, как груда кукол, и попытались уснуть. Мороз как ядовитая рептилия проникал сквозь наши одежды и одеяла, кусая за пальцы ног и рук, проползая по рукам, бедрам и вниз по спинам. Я решил, что если не смогу заснуть в течение четверти часа, то пойду наружу и буду бегать всю ночь.
Однако уже через минуту прогремел адский взрыв. В первый момент после испуга я осознал, что еще жив и сарай на месте. Но нам пришлось поспешно из него выбежать. Ах вот оно что: второй сарай разнесло на куски, его как не бывало. На его месте – лишь груда досок и извивающихся из-под них рук и ног. Однако большинство ребят выбрались из-под обломков самостоятельно, хотя несколько человек были ранены, но только один тяжело.
Что же случилось? В их сарае тоже был подозрительный провод. Они его высветили, но, когда один из парней вышел за фонарем, он забыл про провод и зацепился за него ногой. Провод был соединен с наземной миной, предназначенной для уничтожения танков, так что взрыв был направленным, в силу этого обстоятельства люди остались в живых.
Провод в нашем сарае тоже оказался ловушкой. Теперь уже мы эту мину осторожно обезвредили. Затем последовали скрупулезные поиски с помощью фонариков и спичек других мин-ловушек. Мы их теперь уже ожидали за каждой подозрительно выпирающей доской или торчащим гвоздем.
Но нам предстояла более грязная работа. На следующее утро, после ночи, которая была холодна как тысяча смертей, так, что даже чай замерз в наших термосах, мы обнаружили возле казарм сарай меньшего размера, с прекрасной железной печкой в нем. Ковак моментально достал бумагу и лучину для растопки и уже собирался зажечь ее, когда заметил странный металлический предмет внутри – и, к нашему изумлению и ужасу, он выудил оттуда бомбу. Еще одна была в урне для мусора.
– Это склад мин русских для их тяжелых минометов, – сказал Ковак серьезно.
Теперь уже мы были настолько встревожены, что подозревали бомбы за каждой кучей мусора. Пилле ступал, высоко поднимая ноги, как старый петух, просто на всякий случай – довольно забавное зрелище при его длинных тонких ногах. Но теперь даже Шейх хохотал; конечно, тут не над чем было смеяться – никто, кроме разве что самого дьявола, не мог бы чувствовать себя здесь как дома.
Мы вскоре приспособили для жилья оставшийся сарай и примерно через неделю сделали его вполне комфортабельным. Мы ухитрились реквизировать три печки и топили их днем и ночью. Но ртутный столбик термометра упал еще ниже. Стояние в карауле стало пыткой, независимо от того, сколько вещей на тебе надето. Мы выглядели как игрушечные мишки: две пары кальсон, две пары брюк, два свитера, солдатская рабочая одежда, полевая форма и толстое меховое пальто, изготовленное специально для несения караульной службы. Наши головные уборы были с меховыми наушниками. Открытыми оставались только глаза и нос. Колючий ветер проникал сквозь ткань, прикрывающую подбородок, и словно тысяча игл вонзались в кожу. Не проходило и дня, чтобы кто-нибудь не отморозил нос.