Когда мы кидали им подстреленную собаку, разыгрывалась тошнотворная сцена. Вопя как сумасшедшие, русские набрасывались на собаку и прямо руками раздирали ее на части, даже если она была еще жива. Внутренности они запихивали себе в карманы – нечто вроде неприкосновенного запаса. Всегда возникали потасовки за то, чтобы урвать кусок побольше. Горелое мясо воняло ужасно; в нем почти не было жира.
Но они не каждый день жарили собак. За бараками была большая вонючая куча отбросов, и, если нас не было поблизости, они копались в ней и ели, к примеру, гнилой лук, от одного вида которого могло стошнить.
Однажды во время погрузки продовольствия разбилась пара бутылок водки, и алкоголь просочился на пол грузовика. Русские вскарабкались на него и слизывали жидкость, как коты. На обратном пути в лагерь трое из них свалились мертвецки пьяными.
Вот когда Францл рассвирепел. Он вдруг стал как ненормальный избивать одного из этих бедняг прикладом ружья, а жалостливое хныканье этого человека только приводило Францла в неистовство. Он рычал от ярости, как огромный дикий кот, и безжалостно наносил удары, пока я не подскочил к нему и не схватил за плечо.
– Боже Всемогущий, Францл! – крикнул я. – Что это на тебя нашло? Возьми себя в руки. Оставь бедняг в покое! Они протянут ноги и без твоей помощи!
Но он стряхнул мою руку, ревя, как бык.
– Я больше этого не вынесу! Не смотри на меня так! Я сойду с ума! У меня крыша едет! Ничего, кроме этих проклятых страданий. Ничего, кроме этих существ, этих пресмыкающихся! Смотри, как они ползают по земле! Слышишь, как они хнычут? Их надо раздавить раз и навсегда, мерзкие твари, просто истребить…
После этой вспышки он постепенно успокоился, и ненормальный блеск в его глазах погас.
– Бенно, – пробормотал он, – ты должен понять… Я просто не могу больше этого выносить.
На обратном пути он всю дорогу молчал. В ту ночь, когда мы ложились спать, он сказал:
– Мне очень жаль, старик, что так вышло. Я хочу отправиться добровольцем на фронт. Пойдешь со мной?
У нас была проверка одежды. Все солдаты специального соединения должны были выстроиться и предъявить свое нижнее белье. Капитан Кребс проводил инспекцию лично, но на этот раз придирок не было. Для проверки была веская причина: у всех у нас были вши и их число увеличивалось с фантастической быстротой.
Скорость, с которой размножаются эти паразиты, должно быть, является биологическим феноменом. Каждый вечер мы устраивались перед масляной лампой и охотились за незваными маленькими гостями.
Мы просматривали каждый сантиметр одежды, от рубах до шинелей, и беспощадно давили этих тварей ногтем большого пальца, пока не раздавался щелчок, или же стряхивали их в пылающую печь.
Старшина приказал нам быть готовыми: нас направляли куда-то утром следующего дня. Рота опять перебрасывалась.
Ну а как же с нашим бельем? Мы как раз собрали все свое грязное белье, и одна из местных девушек согласилась его постирать. Кто пойдет с бельем? Добровольцев нет. Бросили жребий. Я проиграл. Когда наконец я отправился, было уже темно.
Я постучал. Нет ответа. Я подождал немного и постучал снова, на этот раз громче. Тогда я услышал скрип кровати. Послышался звук шаркающих босых ног; затем кто-то стал зажигать спичку. Дверь открылась, и я увидел стоявшую за ней женщину, завернувшуюся в одеяло, ее темные волосы свободно ниспадали на плечи.
– Я пришел насчет стирки, – сказал я.
Она кивнула, как будто поняла, сказала что-то по– русски и жестом пригласила войти. На столе была зажженная свеча, кровать смята. На стул прыгнул кот, выгнул спину и уставился на меня сверкающими зелеными глазами.
Белье было готово и прекрасно выглажено. В то время как она одной рукой связывала его в узел, придерживая другой одеяло, я положил на стол принесенную с собой буханку хлеба и добавил к ней несколько рублей. Один из них упал на пол. Я остановился, чтобы поднять его, то же сделала она, и мы столкнулись головой. Я засмеялся; она тоже засмеялась. Но смех застрял у меня в глотке, потому что, когда она выпрямилась, забыла прихватить одеяло, и оно упало. Я увидел ее голые плечи, пышную грудь, крепкие бедра. Острый запах ее волос сводил меня с ума. Я схватил ее за руки, когда она опустила их вниз, чтобы поднять одеяло; я сжал кисти так сильно, что она вскрикнула. Ее большие глаза смотрели умоляюще, полные слез. У нее было молодое лицо с высоко посаженными скулами и правильными чертами. Она что-то прошептала на своем языке – я понятия не имел что.