Именно этого нельзя сказать о стоявшем тут же моряке. Трудно объяснить, что придавало ему нарочито залихватский вид, какой бывал у некоторых «братишек» в гражданскую войну. Брюки аккуратно заправлены в кирзовые сапоги. Нет на нем и лихо заломленной бескозырки. На голове моряка пехотная каска, правда, откинутая назад. Перекрещённые на фланелевке пулемётные ленты и гранаты у пояса в нынешние дни тоже обычное боевое снаряжение. И лицо у него обычное. Черты правильны, хотя и грубоваты… Вот разве что серые глаза, беспокойно и сумрачно глядящие из-под чёрных бровей. И пожалуй, резкость движений. По тому, как моряк курил, как с силой отшвырнул окурок, было видно, что ему трудно спокойно устоять на месте, что он нетерпеливо ждёт, когда можно будет двинуться туда, где стреляют, где бой.
Присмотревшись к этим двум видавшим виды бойцам, я решил попроситься к ним в компанию.
— Здравствуйте, — сказал я, шагнув поближе к машине.
— Здорово, — ответил моряк. В его взгляде и голосе чувствовалась насторожённость. Старший сержант молча кивнул, разгибаясь над огнивом.
— Вы, случайно, не в Рамбов? — спросил я у моряка, в надежде вызвать его расположение этим чисто флотским наименованием Ораниенбаума.
— А тебе что? — отвечал он недружелюбно.
— Мне как раз туда.
— Что там позабыл?
— Ничего не позабыл. Я там ещё не был.
— Раз не был, значит, и не надо тебе там быть.
— Странная у вас логика, — возразил я. — Не всегда едут туда, где уже раньше бывали.
— Логика у меня какая надо! — Моряк явно разозлился. — Подозрительным личностям на фронте делать нечего. Понял?
Тут разозлился я.
— Подозрительная личность?! Это я, что ли?
— А кто же ещё?
— Чем это я подозрительная личность?
— А хоть бы и по внешности. Ишь как вырядился.
Несправедливые наскоки моряка вывели меня из себя, и я решил тоже ударить его побольнее.
— Внешность обманчива. У вас ведь бескозырки нет, а тем не менее, наверно, в моряках себя числите.
Моряк побледнел. Скулы его набухли, глаза сузились. Он прислонил свой карабин к машине и подошёл ко мне.
— Это у кого нет бескозырки? У меня нет бескозырки? У меня бескозырки нет? Да я тебе сейчас моей бескозыркой рожу начищу! Тогда узнаешь, есть она у меня или нет!
С этими словами моряк запустил руку под фланелевку и вытащил бескозырку. Тут же он замахнулся ею, намереваясь смазать меня по лицу.
— Стоп, стоп, Паша. Зачем же так?! — Старший сержант схватил моряка за руку.
— А чего он за душу трогает? Да и подозрительный же явно!
— Тем более другой разговор нужен. У вас документы есть? — обратился ко мне старший сержант.
Я с готовностью показал ему моё удостоверение. Пока он читал документ, снабжённый фотографией и печатью, моряк и шофёр заглядывали в бумагу через плечо. Я знал, что документы у меня в порядке, но с сожалением думал о том, что испортил хорошую возможность добраться на этой машине до Ораниенбаума. Вдруг водитель воскликнул:
— Так тебе во Вторую?! Так бы сразу и мычал. Считай, тебе повезло. Я же как раз из Второй. Прямо в штаб дивизии и домчу.
— Ладно, братцы, — сказал старший сержант, — миритесь. Так и так попутчики. Чего вам делить? Тем более из-за головного убора. У тебя, Павел, бескозырка, у него тоже фуранька вроде морской…
— Ещё чего скажешь…
— Ну, ладно, ладно, знакомьтесь.
Я протянул руку водителю.
— Иванов Александр Батькович, — сказал тот, улыбаясь. — Меня в дивизии все знают. Спросишь Иванова — любой скажет: знаю.
— Меня зовут Саня, — сказал я. — Саня Данилов.
— Андрей, — представился старший сержант. — Андрей Шведов.
Я протянул руку моряку.
— Кратов Павел, матрос первой статьи. Нынче на суше воюю. Временно, конечно, — добавил он после маленькой паузы.
— Я понимаю. Само собой.
— Морская пехота. Слыхал небось про такую.
— Ещё бы.
— Ну вот, мы это самое «ещё бы» и есть…
Словом, лёд растаял. Я понял, что поеду вместе с моими новыми знакомыми.
— Чего ждём? — спросил Шведов у водителя.
— Теперь ничего. Мотор подрегулировал, можно ехать.
— Самое время, пока ещё проскочить можно, — сказал Кратов.
Водитель бросил остаток цигарки на панель, растёр его ногой и встал на подножку.
— Ну, кто со мной в кабине — залезай.
— Я в кузове поеду, — сказал Кратов. — За воздухом буду присматривать.
Шведов тоже не пожелал ехать в кабине. Мне не захотелось с ними расставаться.
— Ну, дело хозяйское. — Иванов захлопнул дверцу.
Кратов первым перемахнул через борт в кузов. Шведов, взявшись за борт руками, поставил ногу на колесо и взвился вверх, будто садился на коня. Я даже не заметил, когда он успел перекинуть через плечо винтовку. Меня, вместе с чемоданом, в четыре руки втащили в кузов, словно куль. Тут же Кратов с силой ударил кулаком по кабине, и машина дёрнулась с места. Громыхнули одна о другую две железные бочки. Меня качнуло назад, но Кратов, стоявший расставив ноги, точно на палубе, вовремя подтолкнул меня обратно к бочкам.
Полуторка набрала скорость. Пустые трамваи откликались шумом, словно мосты за окнами поезда. Шофёр все время сигналил, что, впрочем, было ни к чему, так как грохот наших бочек был слышен издалека.
Раза три возле строящихся баррикад нас останавливали патрули. Особенно долго копались в наших документах рабочие, охранявшие один из постов. Кратов уже начал было шуметь, но Андрей вовремя его угомонил, и нас пропустили. Скоро мы выскочили на окраину, в деревянное Автово. Вот и Красненькое кладбище. А дальше — совсем простор. Слева по шоссе домики в зелёных садах. Справа от дороги ровное пустое поле. А за ним всего в полутора-двух километрах залив.
Уже позади портовые краны. Видна стенка Морского канала. Виден и противоположный берег залива. Там Лахта, Ольгино, Лисий нос…