«Идите отдыхать, подполковник Зеленцов, — приказал он. — Напейтесь крепкого чая и ложитесь под тёплое одеяло».
И вот я в своей землянке. Железная печурка, натопленная заботливым ординарцем, пышет жаром. Лампочка над головой светит ярко, и кажется, будто тоже греет. Я стащил валенки, скинул отсыревшие портянки, надел шерстяные носки и, усевшись напротив раскрытой печной дверцы, вытянул ноги навстречу теплу. Впереди была главная радость — «крепчай». Так ординарец называет напиток, сделанный по моему вкусу. Я предвкушал, как обниму ладонями кружку, как согреются руки. Тепло разольётся по жилушкам, кончится озноб. Тут можно и почитать. Потом я спокойно и уютно посплю на чистой простыне, на мягкой подушке, под тёплым одеялом… Бывают и на войне блаженные состояния!
Дверь за моей спиной со скрипом открылась. «Вот и „крепчай"“, — подумал я. Однако моим радужным мечтам не суждено было сбыться. Вместо ординарца вошёл адъютант начальника штаба. Попросив разрешения обратиться, он наклонился ко мне и произнёс тихим, заговорщическим голосом:
— Генерал приказал вам явиться к нему. Срочно. Без всякого промедления.
— Что случилось, не знаете? — спросил я, вставая.
Адъютант придвинулся ещё ближе к моему уху и зашептал, хотя, кроме нас, в землянке не было никого:
— Только что командующий фронтом звонил!! Ему стало известно о каком-то серьёзном ЧП на участке нашей армии. А мы-то ничего об этом не слыхали! Конфуз!! Сами понимаете, товарищ подполковник. Нехорошо!
— Да уж, конечно, нехорошо, — буркнул я, натягивая полушубок. — А главное — некстати. Куда ехать-то придётся?
— Дорога вам будет на этот раз неблизкая. В хозяйство генерала Сереброва.
Настроение у меня окончательно упало. Несколько недель назад дивизия генерала Сереброва провела успешное наступление в направлении Волховского фронта. Прорвав оборону противника, дивизия глубоко вклинилась в его расположение, но вынуждена была остановиться и перейти к обороне за Красным Бором, в местах болотистых и гиблых. Добираться туда нужно было сперва на машине, потом пешком. Да если бы просто пешком! Наш клин насквозь простреливался миномётным и артиллерийским огнём, а местами и пулемётами. Движение к передовым позициям дивизии осуществлялось по семикилометровому ходу сообщения. Словом, путешествие предстояло невесёлое.
Начальник штаба сидел за столом, подперев голову руками. Эта поза была для него необычной. Когда бы я ни заходил к нему в кабинет, всегда заставал его в состоянии активной деятельности. То он отчитывал кого-либо по телефону, бегая при этом с трубкой вокруг стола, будто на привязи. То быстро ходил по кабинету из угла в угол, размахивая руками, энергично втолковывая своим подчинённым суть очередного задания. Либо, наконец, он что-то писал, то и дело перечёркивая написанное, чертыхаясь, комкая бумагу, запуская пальцы в седую шевелюру… На этот раз он сидел, уставившись в небольшой клочок бумаги. Разговор с командующим фронтом, надо полагать, не выходил у него из головы. Я доложил о своём приходе.
— Садись, садись, подполковник, — сказал генерал. — Знаю, ты только что вернулся из поездки, устал, продрог и все такое. Но ничего не поделаешь, придётся вновь тебя отправить в подразделение.
— Благодарю за доверие, — произнёс я без всякого энтузиазма.
— А ты не ворчи, не ворчи… — Начальник штаба замахал на меня обеими руками. — Сейчас поймёшь, что не зря я тебя снова поднял.
Он быстро зашагал от стола к двери.
— Мне только что командующий фронтом звонил… Да неужели же тебе на этот счёт мой адъютант не проболтался?
Я промолчал.
— Ну, ясно, разболтал… Так вот слушай. Командованию фронта из каких-то источников стало известно, что в одной из рот дивизии Сереброва творятся странные дела. Рота на передовой, в самом пекле, вот уже почти месяц.
Генерал рывком отдёрнул шторку, прикрывавшую схему расположения частей нашей армии, и приложил указку к самому кончику выступа, образовавшегося в районе Красного Бора.
— Вот она где, эта рота. Можешь себе представить, подполковник, как их там фрицы обрабатывают. А командир роты, некий капитан Федотов, докладывает лишь о раненых, выбывших в госпиталя. Получается, что за все время боев на этом участке в его роте нет ни одного убитого! Кто-то в строевой части дивизии и смикитил: что-то тут нечисто, ну, и стукнул, минуя и своё начальство, и нас, прямо во фронт. А там и командующему доложили. Вот какие пироги!
— Дело, надо полагать, выеденного яйца не стоит, — сказал я. — Обычный случай сокрытия потерь. Скорее всего с целью присвоения пайков, получаемых на убитых, которые числятся живыми. Туда, товарищ генерал, надо бы следователя прокуратуры послать. Я в таких делах не очень разбираюсь.
— Эх, Зеленцов, Зеленцов! Шляпа ты! Разве дело в самом факте?! Случай, вполне ясно, пустяковый. Но ты ведь знаешь, что такое детонация. Взорви хотя бы ничтожный запал возле порохового склада — и вся округа взлетит на воздух. Обломков не соберёшь. А своих костей тем более. Так и тут. Раз дело дошло до командующего фронтом, оно уже не пустяк. Командующий шутить не любит, и мелочей для него, как известно, нет.
Сказанное имело под собой серьёзные основания. Мне пришлось слышать выступление генерала Говорова в штабе нашей армии. Хорошо запомнились его слова: «Неполного порядка не бывает. Неполный порядок честнее и правильнее называть беспорядком…»
— А то, что мы здесь, в армии, ничего не знали об этом факте, — разве это пустяк?! — продолжал генерал. — Я так и ждал, что Говоров бросит в наш адрес знаменитое своё словечко «бездельники»! Попробуй потом оттереть этот ярлык! Слава богу, не сказал пока. А ведь ещё скажет, если быстро и чётко не разберёмся в том, что там происходит…