– Тетя! – взмолился он. – Тетушка! – Но она отвернула лицо. Он видел только, как дрожат ее губы. Надо выбираться отсюда, выбираться как можно скорее.
Слишком поздно!
Как раз когда гости вдумчиво обсасывали последние кусочки поданной пищи и девушки в синих чепчиках убирали со стола обеденный сервиз, освобождая место для десерта, в дверь, ведущую в оранжерею из холла, торжественно вошел сам генерал-недомерок в белом костюме, постановщик этого спектакля, Шеф, повелитель, в сопровождении шести одетых в белое прислужников и некоего хорька с покатыми плечами. На груди у хорька красовался полицейский значок, его правая рука небрежно поигрывала дубинкой. Было ясно, зачем он явился. Чарли оцепенел. Оставалось еще два выхода – через мужской гимнастический зал и через женский, но санитары уже перекрыли их. Оцепеневший, не отводя взгляда от скатерти из страха встретиться с кем-нибудь глазами, Чарли все больше съеживался, словно на него уже обрушился удар дубины. В этот момент он вспоминал, как впервые появился в этом городе, вышел из поезда, распираемый жалкими, наивными мечтами и надеждами, вспоминал, как надрывался в подвале Букбайндера, как околачивался по улицам, увешанный рекламными щитами, как поднимал вместе с Бендером бокал «Отар-Дюпюи» в роскошном гостиничном номере «Таверны Поста». «И вот чем все это закончилось, – думал он. – Вот чем все закончилось».
– Добрый день, друзья мои! – Доктор сиял и потирал руки, похожий на рабочего, готового приступить к любимому делу. Он прошел вдоль всего стола, развернулся. – Желаю вам весело провести праздник, прошу вас насладиться всей программой увеселений, запланированной на вторую половину дня, включая пение хором и фейерверк вечером. Благодарю вас за то, что вы согласились присутствовать на ланче, который я попросил организовать миссис Хукстраттен, и надеюсь, что вы сочтете его не только приятным для желудка, но и поучительным. И, разумеется, я должен поблагодарить саму миссис Хукстраттен за помощь в осуществлении моего плана. Я знаю, это далось ей нелегко в силу обстоятельств, о которых вы сейчас узнаете.
Всплеск аплодисментов в честь миссис Хукстраттен, но она едва их услышала. Закусив губу, сцепив руки на коленях, она отвернулась от Чарли.
Чарли так внимательно рассматривал свою тарелку, что мог бы уже с закрытыми глазами воспроизвести каждый штрих ее узора. Он не шевелился. Запах, заполнявший это помещение, парализовал его. Сырой, тропический запах, запах разложения, гниения, гибели, предательства, умирающей надежды. Больше ничего Чарли не ощущал. Рыдания душили его, ему не хватало воздуха.
Доктор приплясывал на носках, кружился, изображал какие-то пируэты. Как он наслаждался! Вот он уже стоит напротив Чарли, рядом с широкоплечим, задумчиво кивающим Филпотом, начальником балтиморской полиции. Соединил ладони горкой:
– Среди нас находится, – провозгласил он, – обманщик и преступник наихудшего сорта, человек столь бессовестный и подлый, что я решил выделить время из моего чрезвычайно насыщенного расписания и созвать это собрание, дабы поймать его, уличить и предостеречь вас всех от него и ему подобных.
Он сделал паузу, не сводя глаз с Чарли.
– Этот человек способен нарушить любой из основополагающих принципов человеческих взаимоотношений. Он обманул свою покровительницу, миссис Амелию Хукстраттен – женщину, которая спасла его от нищеты и унижений, обеспечив ему еду, одежду, дав образование, которая помогла ему встать на ноги. Этот человек не колеблясь, мошеннически выманил деньги у нашего мистера Лайтбоди, образцового пациента, самого доброго и доверчивого человека, какого только можно себе вообразить – он сделал это, предварительно ослабив его способность к сопротивлению алкогольными напитками, которые тайком пронес в наше учреждение, вопреки самым священным для нас запретам… Этот человек глазом не моргнув обманул сотни бедных, честных, добросовестно трудящихся бакалейщиков нашего штата, он, можно сказать, украл огромную сумму в тридцать пять тысяч долларов у наиболее почтенных жителей этого достойного и прогрессивного города, нашего Бэттл-Крик. И самое ужасное – он подорвал доверие общества к нашей великой и самоотверженной борьбе за спасение американских желудков, за обеспечение всем и каждому полноты жизни и долголетия, на которые все мы имеем полное право. Даже убийство не сравнится с этим!
Доктор все больше распалялся, его голова качалась из стороны в сторону под бременем горя и гнева, скорби и возмущения.
– Говорю вам, леди и джентльмены, это – самая опасная форма цинизма, нигилизма, уголовного преступления, это, без преувеличения, худшая из опасностей, грозящих ныне Америке!