Чарли онемел, оглох, все органы чувств, все ощущения в нем умерли. Болевой порог перейден. Он повесил голову, съежился и молился об одном: пусть это наконец кончится. Он мечтал о наручниках, об отрезающем от мира грохоте железной двери.
– «Иде-пи», – произнес доктор, и это название, так радовавшее Чарли когда-то, которым он гордился, в устах обвинителя прозвучало как презрительная кличка. – «„И-де-пи" Келлога». Кто-нибудь из вас слышал о нем? Нет? И прекрасно. Хотел бы я, чтобы и миссис Хукстраттен, мистер Лайтбоди и хорошо знакомый нам мистер Бартоломью Букбайндер могли бы сказать о себе то же самое. Хотел бы и я сказать это о себе. Да, даже я. Потому что этот подлый и порочный индивидуум – теперь я готов произнести его имя и первым укажу на него обвиняющим перстом – мистер Чарльз П. Оссининг, позорно сидящий перед вами, – этот человек попытался даже меня впутать в сеть обмана и мошенничества, бесстыдно используя имя моего злосчастного приемного сына, чтобы шантажом принудить меня «вложить» деньги в его фиктивную компанию по производству готовых завтраков. По-моему, это совершенно возмутительно, леди и джентльмены. По-моему, это мерзко, низко, преступно.
За столом поднялся шум – грозный, обвиняющий. Миссис Хукстраттен всхлипывала, уткнувшись в салфетку.
– Тетушка! – прошептал Чарли, безнадежно взывая к ней. – Помогите мне, пожалуйста, я не… Простите меня, простите!
Амелия открыла лицо, и Чарли с трудом узнал ее. Мокрые глаза, раздувшиеся ноздри, мгновенно постаревшее скорбное лицо.
– Фабрика! – выдохнула она, и все гости разом обернулись к ним. – Твои письма… Как ты мог так обойтись со мной? Скажи, что я сделала, чем я это заслужила? Скажи мне!
Чарли окинул собравшихся растерянным взглядом.
– Это не я – это Бендер! – вскричал он. – Это Бендер сделал, Бендер!
Доктор навис над ним, вклинившись между Чарли и миссис Хукстраттен, как бы защищая ее своим телом.
– Ваш сообщник, сэр, в настоящий момент заключен под стражу в Детройте, как сообщил мне судья Беренс, и он не уйдет от заслуженного наказания, – суховато произнеся эти слова, доктор обернулся к присутствующим.
Судья бросил злорадный взгляд на Чарли, а его жена приподняла в усмешке верхнюю губу.
– Я – человек гуманный, – возвестил доктор после некоторой паузы. Все это время он успокаивающе поглаживал трясущиеся плечи миссис Хукстраттен. – Я верю в то, что преступник может исправиться, и в то, что человек – совершенное творение природы. Однако, – доктор ударил себя по лбу, – однако некоторые вещи потрясают меня до глубины души. Этот человек – поверьте мне, я не хочу, чтобы вы тратили на него ваше драгоценное время больше, чем это необходимо, – этот человек, Чарльз П. Оссининг, представляет собой такую угрозу для всех наших добрых дел, он настолько извратил то, чему я посвятил свою жизнь и все мои силы, что я не могу найти в своем сердце ни капли жалости для него.
Воцарилось молчание. Доктор завершил речь. Миссис Хукстраттен, предательница, плакала в его целительных объятиях, прерывисто всхлипывая. Над их головами листья пальмы разрывали полосы света, чужеземные лианы свивали петли и кольца. Гости застыли. Чарли переводил жалобный взгляд с одного лица на другое. Это все Бендер виноват, неужели они не понимают? Но на лицах он видел лишь ненависть и презрение.
– Билл! – строго прозвучал в тишине голос доктора. Человек со значком полицейского выступил вперед. Чарли почувствовал, как какая-то сила отрывает его от кресла, словно издали ощутил холодное прикосновение стали к запястьям и услышал – будто со стороны – резкий щелчок наручников. Казалось, это кого-то другого разоблачили, вывели на чистую воду, унизили и растоптали на глазах у публики. Доктор Келлог стоял наготове, на губах – торжествующая усмешка.
– Забирайте арестованного, – произнес он. – Позаботьтесь, чтобы он был наказан по всей строгости закона.
Глава девятая Фейерверк
Уилл впал в депрессию. Очередной праздник, а он все еще здесь, в Санатории, все так же мучается, так же одинок, далек от своей жены. Элеонора отправилась наблюдать за птицами. Это уже что-то новенькое: «наблюдать за птицами». С ней эта корова и, разумеется, Беджер. Эти трое практически неразлучны, хотя Уилл никак не мог постичь, какая сила притягивает их друг к другу. Беджер – все равно что заноза под ногтем, а Вирджиния Крейнхилл просто глупая уродина. Наблюдать за птицами! Он бы не удивился, если б выяснилось, что они прихватили с собой и того доктора, который массирует матку. Ему ведь тоже надо отдохнуть, как и всем остальным. Пальцы, наверное, уже до суставов стерлись, а? Шуточки, жалкие шуточки. Больше ему ничего не остается.