— Изголодался паренек… — заметил на это Загайнов. — Ну что, можем двигаться? Как там твои способности? Ничего не подсказывают насчет Лены?
— Вряд ли, фотографии нет.
— Да ты попробуй, попробуй! Вдруг чего-нибудь получится. Не шастать же нам по этим коридорам до скончания веков.
А и правда, подумалось мне, стоит, наверное, попробовать. Вон, в общежитии университета в Галле получилось же что-то. Авось и здесь выйдет. Расстояния не такие уж и большие. Если, конечно, ее тут держат. А похоже на то…
— Ладно, где наша не пропадала… Только так — молчишь, как будто тебя здесь и нет. Даже не дыши. И ты, узник замка Иф, чавкай потише. Выберемся, я тебе ящик такого шоколада презентую.
— Угум, — ответили из-под тюков.
— И еще одно, — продолжил я. — Ничего гарантировать я не могу. Получится — значит, милостив наш Бог. А нет — сатану придется в помощники брать. То есть крушить все и всех. До полной победы.
Даже при том сумеречном и пыльном свете, который царил на складе, была видна Сашкина ухмылка. Я его понимал: только что человек нормально разговаривал — и вдруг понес ахинею в духе пиратских романов. Конечно, кто спорит, прозвучало напыщенно. Но невдомек было приятелю, что таким образом я как бы готовлю себя к предстоящему сеансу, настраиваю свое сознание на очень сложную работу. Нам предстояло спасать одних людей и выводить их на свободу, наказывать других (и нелюдей тоже) и навсегда оставлять их здесь, глубоко под бетоном и землей. О нас же с Загайновым как-то и не думалось. У нас была всего лишь наша работа. Сделаем — хорошо, не сделаем — плохо. Когда отвечаешь только за себя, проще живется, без раздумий и соплей. Но если приходится заботиться еще о ком-то — тут сложнее. Не то, чтобы действительно сопли текут, это я так, для красного словца выдал. Просто ответственности больше.
Я отошел от Загайнова немного в сторону, устроился на одном из тюков с униформой поудобнее, закрыл глаза и расслабился. Ничего из вещей, принадлежащих Лене, у меня, естественно, не было. Поэтому я попытался вызвать в памяти как можно точнее образ девушки: лицо, глаза, улыбку, поворот головы, фигуру, походку. Нужно было представить ее внутренним взором живой, стоящей рядом — только руку протяни.
Не представляю, сколько длилось это издевательство над сознанием. В черном пространстве плавал ярко-зеленый клубок, и нить от него все тянулась и тянулась, извиваясь, петляя, делая неожиданные повороты, поднимаясь и опускаясь. И я шел за этой нитью, вместе с ней производя все эволюции в непроглядном мраке. Кажется, меня тошнило, кружилась голова. В общем, чувствовал я себя очень и очень хреново.
Шел — не совсем то слово. Я скорее летел, не ощущая при этом движения. И неожиданная остановка тоже произошла странно. Остановился — и все. Как будто и не двигался. Нить кончилась и на самом ее кончике светилась неяркая голубая звездочка. Вернее, цвет ее менялся. Какие-то мгновения она была голубой, и вдруг раз — и звездочка сияет алым цветом. Потом опять становится голубой.
Ну что же, теперь я узнал то, что хотел. Лена была жива, и направление, в котором надо ее искать, тоже определилось. Пора было выходить из транса. Однако это как раз у меня не получалось. Раз за разом старался я разорвать тьму, окружавшую меня, пытался вернуться по нити к исходному клубку. Тщетно. Я не мог ничего сделать, и никто не в состоянии был мне помочь. От безвыходности положения я не выдержал и закричал.
Наверное, этот крик мне и помог. Глаза удалось открыть. Надо мной склонился Сашка, который тряс меня за плечи и, кажется, собирался влепить мне пару пощечин.
— Отпусти, придурок, — прошептал я. — Голова оторвется…
Загайнов облегченно вздохнул.
— Я уж думал тебе совсем кранты приходят. Хрипишь, выгибаешься весь, и глаза закатились. Ну чисто эпилепсия.
Сознание мое прояснялось. Сел удобнее, оперся спиной о большой тюк, знаками попросил у Сашки закурить. Он сунул сигарету мне прямо в рот, поднес огонек зажигалки. Сам бы я этого сейчас сделать не смог — так тряслись руки. Сделал пару затяжек, совсем успокаиваясь. Сейчас бы под холодный душ — очень помогает прийти в себя. Но времени нет, надо действовать. Обойдусь и без душа.