Содрав с себя обрывки синей униформы и расстегнув комбинезон, я ринулся под горячие струи. Но в то же время, плескаясь под ними, насколько мог из-за шума воды, прислушивался к тому, что происходит в комнате. Ничего подозрительного там, кажется, не случалось.
Когда я, чистый, довольный, с мокрыми волосами вышел из душа, Загайнов все так же сидел в кресле, а Елена расставляла на маленьком столике тарелки и раскладывала приборы. Сашка взглядом спросил: «Ну, как?» — «Порядок!» — поднял я вверх большой палец и занял его место.
С Еленой мы по-прежнему не разговаривали. Нельзя сказать, чтобы меня снедало особое любопытство, но все же хотелось знать, какого черта девица ломает комедию и строит из себя саму невинность? Кстати, надо будет как-то обезопаситься, а то сыпанет (если уже не сыпанула) какой-нибудь гадости в стакан, и загремим мы спящие или мертвые в лапы Баркаева и его слуг. Очень было бы нежелательно…
Лена словно прочла мои мысли, подняла от стола взгляд, улыбнулась успокаивающе:
— Не беспокойся, из ваших тарелок сначала буду пробовать я. А то подумаете еще, что отравить собираюсь.
Я промолчал, но про себя подумал, что такой вариант тоже не дает стопроцентной гарантии от отравления. Вдруг у нее противоядие имеется? Ладно, чему быть, того не миновать…
Есть не начинал, хотя и очень хотелось, дожидался Сашку. Наконец тот вышел, красный, распаренный, как и я, довольный. Сел на подлокотник кресла, голодным взглядом окинул столик.
И тут зазвонил телефон. Я даже вздрогнул от неожиданности. Лена вопросительно глянула на меня. «Подойди!» — махнул я стволом и продолжал держать ее под прицелом все время разговора.
А разговор был недолгим. Девица что-то коротко отвечала на гортанном языке, да так тихо, что трудно было его определить, хотя бы приблизительно.
— Звонил Баркаев, — сказала Лена, возвращаясь к столу. — Интересовался, не у меня ли вы.
— И что же ты ему ответила? — наконец прервал наше затянувшееся молчание Загайнов.
— Сказала, что сижу одна и очень скучаю по нему.
Лица наши, видимо, здорово вытянулись после этих слов, потому что Лена рассмеялась и замахала на нас руками:
— Хватит дуться! Ничего такого я ему, конечно, не говорила! Но если понадобится — скажу. Работа у меня такая, сейчас объясню… А вы ешьте и не волнуйтесь. На базе такой переполох, все только и занимаются вашими поисками. И в последнюю очередь будут искать у меня.
— Это еще почему? — не выдержал наконец молчания и я.
— А я тут на большом доверии. Почти личный секретарь у Баркаева. Ну, не совсем, конечно, секретарь, так близко он к себе никого не подпускает, но все же кое-что значу.
Интересно, когда это она успела? Времени не так уж много прошло с тех пор, как ее похитили.
— Так уж и не подпускает? — скептически усмехнулся Сашка. — Не верится что-то. Та-акую женщину Махмудик упустил…
— Представь себе, — вспыхнула Лена. — И нужно поближе к нему быть, да он, сволочь, всегда начеку. Словам не верит, только делам. И то хорошо, что я сюда попала, более-менее в доверие втерлась. А насчет та-акой женщины… Не тебе судить, Сашенька. Об этом отдельный разговор. Теперь ешьте, я говорить буду.
Что-то в ее поведении успокаивало. Тем не менее доверять ей полностью мы не могли и потребовали, чтобы она выполнила свое обещание — продегустировала содержимое наших тарелок. Пару минут подождали, а потом, хотя и с опаской взялись за вилки. Лена устроилась в кресле поудобнее, закурила и повела свой рассказ.
Все было как в настоящем романе. И роман был не «про разведчиков», а «про шпионов». Потому что никакого отношения к нашим разведслужбам Лена не имела, хотя и была российской гражданкой. Но в свое время ее завербовали британские секретные службы. Каким образом, она пояснять не стала, а мы не настаивали на подробностях. Сопливых пацанов, а особенно девчонок опытный агент может вербануть, что называется, «на раз». Деньги, компромат, недовольство своей жизнью и жизнью окружающей и так далее. Было бы желание что-то изменить в лучшую сторону. А какими средствами — для таких людей совершенно неважно. Правда, взятые «на горячем», колются они тоже «на раз», «поют», как птички, и выкладывают все, что знают. Поэтому их шефы стараются использовать подобную мелочь в одноразовых операциях, выбрасывая потом за борт безо всякого сожаления. На карандаше мелочь, конечно, остается, но так, на всякий случай. Убирать их никто не собирается — возни много, выдают некоторую сумму (довольно скромную) и говорят: «Гуляй, с тобой свяжутся». Вот человечек и мучается потом совестью пополам с жадностью, ожидая и боясь, что однажды к нему придет какой-нибудь неприметный гражданин с паролем или ребята в одинаковых костюмах с ордером.