Я плюнул на всех и вся и, пока еще было время, занялся проверкой оружия и снаряжения, стараясь хорошенько запомнить, в каком кармане, что у меня лежит…
Прошло еще несколько томительных минут, и наконец лифт, дернувшись напоследок, замер.
— Что, застряли? — послышались взволнованные голоса.
— Всем спокойно! — объявил Загайнов, вновь взявший на себя командные функции. — Конечная остановка, но салон просьба не спешить покидать. Пропустите вперед контролеров.
Мы протиснулись к двери и стали ее изучать. По идее она должна была открыться автоматически, как только кабина остановится на нужном этаже. То есть на поверхности, разумеется. Но она открываться не хотела. То ли Баркаев и ее заблокировал из своего бункера, то ли мы, своим взрывом открыв нижнюю дверь, повредили и верхнюю.
— И что теперь? — задумчиво спросил Сашка, неизвестно кому адресуя этот вопрос. — Ну не гранату же взрывать?
Да, в таком замкнутом пространстве от всех нас только клочья полетят. И выходить наружу некому будет.
— Лифтер! Как бы нам эту дверцу отворить? Нет конструктивных соображений?
Призванный к ответу ученый-преступник почесал свою лысину, пошмыгал носом и заявил, что ломать надо, а если не будет открываться, то попробовать кабину на чуть-чуть опустить, совсем на десять сантиметров и тогда, может статься, дверь отойдет полегче.
Была в такой рекомендации какая-то несуразность. Но ведь, например, конструкторы не закладывали в телевизор «ручку-кувалду»: плохо показывает — тресни кулаком по определенному месту. А в народе пользуются этим средством — и с успехом.
Как ни смешно, но метод сработал. Неплохим лифтером, видимо, был папенька будущего ученого. Может, не такой уж и пьяница, если премудростям своего ремесла сынулю обучил.
Дверь и впрямь удалось сдвинуть. Но ожидаемого яркого света мы не увидели. А что вы хотите, если лифт доставил нас действительно в какой-то пустой и давно заброшенный заводской цех. На улице солнце светило, конечно, вовсю, но сквозь грязные стекла под потолком его лучи нас почти не достигали.
Тем не менее света хватало на то, чтобы увидеть прямо перед дверью лифта, шагах в десяти от нее, шеренгу солдат с направленными на нас автоматами.
— Оп-паньки! — шепнул Сашка. — Приехали…
Да, положение было, как говорится, хуже губернаторского. Отступать некуда, вперед пути тоже нет. Эти солдатики нас изрешетят только так, не успеем даже оружие поднять. И что прикажете делать? Выход — или отсрочка решительных действий — был только один: переговоры. Нужно было попытаться договориться, объяснить, что к чему, снять напряжение. Я попытался определить, что же за солдаты перед нами — и не смог. Комбинезоны неизвестной раскраски, знаков различия никаких. Тяжелые башмаки, серые береты, непроницаемые лица. Примерно двадцать боевых единиц. Многовато.
Со стороны шеренги послышался резкий командный голос:
— Не двигаться! Оружие на пол! При первой попытке сопротивления открываем огонь!
За спиной у меня кто-то с всхлипом вздохнул. Переживают, лабораторные крысы. Это вам не искусственных человечков создавать!
Стараясь двигаться медленно, я опустил автомат на бетонный пол, распрямился, поднял руки над головой. В оружии сейчас толку не было. Оружием служила голова. И язык.
— Послушайте, что здесь происходит? Мы никому не угрожаем. Просто хотим уйти и никогда больше этого не видеть.
Я говорил спокойно, без высокомерия или истерических нот. Даже попытался улыбнуться, хотя вряд ли мою улыбку можно было сейчас разглядеть. Загайнов повторил мои действия, но клапан комбинезона скользящим движением расстегнул. У него, наверное, оставалась парочка гранат. Посмотрим, может быть, они и пригодятся. Если будет бой, мы-то с Сашкой уцелеем и даже постараемся положить всех противников. Но потери среди наших спутников неизбежны. Не то, чтобы мы очень беспокоились за их судьбу, но тут уже срабатывал кодекс чести. Помогли выбраться на поверхность — надо и на свободу вывести.
В шеренге помолчали, потом вперед выступила коренастая фигура одного из бойцов, видимо, старшего по званию.
— Кто вы такие? Почему находитесь на секретном объекте? Главный — ко мне!
Мы переглянулись с Загайновым.
— Ну? — спросил я взглядом.
— Давай! — едва заметно кивнул он.
И я пошел вперед. Коренастый тоже сделал навстречу мне пару шагов. Ствол автомата от моей груди он не отвел.
Вот так, на взгляд, трудно было определить национальность моего визави. Явный европеец, по-русски говорит без акцента и вообще похож на россиянина. Автомат — все тот же «калаш». Лицо — резкое, словно рубленое, глаза глубоко посаженные, взгляд твердый, настороженный. В любую секунду палец может нажать на спусковой крючок. Ладно, попробуем поговорить.