-- Но я не клал.
-- Не клал?
-- Нет.
-- Может быть, негр? Ты не видел?
-- Нет, не видел.
-- Не ты?
-- Нет.
-- Значит, негр.
В соседнем купе, где у нас было одно место и куда Вася поселил сына и Алешу, на левой верхней полке ехал негр. Он был чуть выше среднего роста, худощав, мускулист, одет аккуратно, застегнут на все пуговицы, лицо у него было, пожалуй, интеллигентное. Хотя я не так много встречала людей этой расы, чтобы с уверенностью судить об их интеллекте и о роде занятий, но похоже, он был студент или молодой инженер. В разговоры он не вступал, возможно, оттого, что не знал русский, а может, было ему неинтересно. Мы тоже не знали английский, и было нам не до него -- у каждого свои заботы. Негр или лежал на верхней полке или стоял и смотрел в окно.
-- Ну что ты! -- возразил сын. -- Не похоже.
-- Ты их не знаешь, они могут, -- уверял Вася. -- Хочешь посмотреть?
-- Можно.
Они вышли, сын вернулся вскоре, и я спросила:
-- Ну, видно?
-- Может, что-то и видно. Но я ведь не знаю, что там было и как там должно быть. Может, тряпки остались после ремонта.
Под крышей через весь вагон шел воздушный канал, а в купе, где ехал сын, был доступ туда -- квадратное отверстие, в которое была утоплена плотно подогнанная крышка, привинченная болтами. Добраться туда мог только человек высокий, а чтобы проникнуть в канал, нужны были еще сила и ловкость: за считанные секунды человек, оставшись один в купе, должен был провернуть всю операцию -- открыть, положить, протолкнуть, закрыть, слезть на пол и изобразить интерес к тому, что делается за окном. Вася явно льстил моему сыну -- только ему под силу такая задача.
-- Нет, -- сказал Вася, он пришел вслед за сыном. -- Это не негр -- ростом маловат.
-- Я тоже думаю, что не негр, -- согласился сын. -- Похоже, что он человек приличный. А что там может быть в этом пакете? Бомба?
Вася с сомнением покачал головой.
-- Скорее наркотики. Провезет через границу, а там -- миллионер. Вот, может, ты своим сделал такой подарок. Там продадут и будут при деньгах.
-- Как это я не подумал раньше? -- сын повернулся к нам. -- Были бы вы там при деньгах.
Ах, как хотелось ему, я видела, поиграть с Васей. Может, изобразить испуг, а может, интерес. Или достать пакет трясущимися руками, а потом развернуть и показать -- вот, смотри, Вася, здесь же ничего нет, только яичная шелуха и кожура от той копченой колбасы, что я приносил тебе вчера на закуску в презент. А может, вообще ничего не найти...
-- Сынок, -- сказала я, -- не надо.
Он и сам знал, что не надо. Слишком многое стояло на карте.
-- Все сходится на тебе, -- настаивал Вася. Люди видели в вашем купе.
-- Не знаю, Вася, может, им показалось.
-- Слушай, -- предложил Вася вдруг, словно только-только придумал, -пойдем, заберешь пакет. Ты же высокий, достанешь. Если найдут, будет плохо и тебе и мне.
-- Тебе-то чего?
-- Как? Я же здесь хозяин. Пойдем -- достанем, выкинем, сделаем все, как надо, будет тихо, спокойно.
-- Нет, Вася, я не пойду.
-- Ты лучше скажи честно...
-- Ну, Вася, -- игра приняла другой оттенок, -- ты же понимаешь, если бы это был я, я бы тебе признался. Ты мне уже как друг, ты же видишь.
-- Значит, не ты, -- опять сказал Вася.
-- Нет, не я.
-- Значит, негр. Ты английский знаешь, давай спросим негра.
-- Нет, я не знаю английского. Может, никто не клал.
-- Ты же видел -- пакет?
-- Далеко, видно плохо.
-- Ты что -- слепой?
-- Немного, -- сказал сын и достал из кармана очки.
-- Значит, -- негр, -- еще раз сказал Вася и ушел.
Через полчаса он пришел опять.
-- Слушай, ну ты же высокий, давай достанем.
-- Нет, -- твердо сказал сын, -- я не буду. Да и тебе не советую. Лучше доложи на таможне, что заметил что-то подозрительное, тебе же еще и благодарность объявят.
-- Да, -- подтвердил Вася, -- в самом деле, будет благодарность. Только вдруг это -- ты, а тебя уже не будет. Ищи тебя.
-- Меня-то как раз найти нетрудно, я ведь остаюсь, не уезжаю.
-- Значит, не ты? -- еще раз спросил Вася.
-- Нет, не я.
-- Значит, негр.
Неужели он придет еще? И что-то еще придумает? Или это последний раунд?
Сейчас я пишу и вспоминаю, с каким серьезным видом вел Вася следствие и как произносил убежденно: "Значит, негр," и думаю, как это было смешно и наивно, и нелепо, и глупо, но тогда нам было отнюдь не смешно, хотя мы понимали весь комизм и нелепость ситуации. И невозможно было послать этого Васю подальше, далеко-далеко, закрыть перед ним дверь: "Гуляй, Вася!"
Благодарность ему нужна, думала я со злостью. Повесить в рамочке под стеклом! Показалось, что не добрал бумажки, хочет еще. Решил взять на испуг. Да и в самом деле, как не струхнуть, все было задумано так хорошо. Интересно, попался ли кто-нибудь на этот крючок из моих соплеменников, или это премьера спектакля? Мы первые удостоились такой чести. Уж очень сын подходил к отведенной ему роли -- высокий, сила вроде есть, общительный, и деньги первый раз выложил, не торгуясь, значит, есть деньги.
Сейчас я понимаю, что психолог Вася видел: сын не только физически крепок, но и нервы у него не шалят, потому не вызвал сына в коридор говорить один на один, а пришел вести допрос при нас, чтобы мы испугались очень, чтобы уговорили сына достать этот злосчастный пакет, выкинуть, дать Васе на лапу и замести следы. Это не мы, конечно, не мы, но надо было все сделать тихо и гладко, чтобы никто ничего не видел и не знал, и чтобы не было задержек и пускания крови. Мы должны были уговорить сына... Я должна была... Я, слабая женщина.
Но я не сделала этого. Я ненавидела этого Васю, от которого зависел мой покой. Я задыхалась от злости. Молча.
-- Спокойно, мама, -- сказал мне сын. -- Все нормально.
Кажется, эту схватку он выиграл.
...Поезд остановился у границы. Сумки у сына и Алеши были уже собраны, они были одеты, только без курток.
-- Все, -- прибежал Вася, -- выходите.
-- Все, -- как эхо повторил сын и решительно потянулся за курткой.
-- А вы сидите в купе, -- на ходу крикнул нам Вася.
Мы все-таки вышли в коридор -- проводить сына и Алешу. Я припала к сыну; рядом к Алеше, своему сыну, припала дочь. Несколько секунд я вдыхала родное тепло. Сын слегка обнял меня за плечи, не давая себе расслабиться, провел по плечу рукой и легко, но уверенно отстранил меня:
-- Все, мама, пора. Ты только держись, я приеду.
Потом обнялся с отцом.
-- Я на тебя надеюсь. Держитесь.
Он ушел, высокий, статный, и Алеша, тоже высокий, но худющий, куртка свободно спадала с плеч. А ведь два года назад, когда он жил дома, нормально питался и занимался спортом, он тоже был крепок и широк в плечах. И вот, что стало с ним за два года на скудных студенческих московских харчах... И от этой худобы его, может, это была последняя капля, у меня по щекам полились слезы. Господи, что это делает с нами жизнь?! Несет, словно сухие листья.
Мы вернулись в купе и сели. Все молчали. Дочка отвернулась и смотрела в темное зашторенное окно. Наверное, чтобы мы не видели, как текут слезы.
-- Да... -- сказал муж.
В вагоне было тихо, в коридоре пусто. Все будто затаилось и ждало. Потом вдруг раздался топот, пробежали какие-то люди в военной форме, наверное, они заглядывали во все купе, заглянули и в наше:
-- Оружие есть?
-- Нет.
Оглядели помещение, секунду-другую всматривались в лица -- похожи ли мы на террористов? -- решили, что не похожи, и исчезли.
А мы все сидели, почти не разговаривали -- прислушивались. Наконец, в вагоне появились таможенники. Мы поняли это по тому, что все как-то задвигалось и задышало. Двери в коридор были открыты, мы слышали, как люди останавливались, заходили в купе, выходили, шли дальше. До нас доносился тихий звук разговора, но слов разобрать было невозможно. Так они добрались до соседнего купе, где негр был сейчас один -- мы все собрались вместе. Там они, кажется, даже прикрыли дверь, кажется, задержались дольше, чем у других. Но может быть, это казалось нам тогда, это были как раз те минуты, которые кажутся вечностью.