-- Ты, наверное, там этим занималась? Это твоя работа?
-- Нет. Я сделала это первый раз в жизни.
В глазах хозяйки читалось недоверие.
Наверное, надо было сказать, что да, я всю жизнь надевала чехлы на матрацы и стала большим специалистам. Она бы меня стала уважать, может быть, пригласила бы еще или порекомендовала соседям. Я бы могла заработать.
Даже Эли, наш хозяин, который многое умел делать сам и вполне прилично соображал, по вопросу узкой специализации мыслил, как настоящий израильтянин. Но ведь он им и был.
Потолок нашей душевой продолжал истекать мутной жижей, на полу все время были лужи, но с этим как-то еще можно было мириться, в конце концов любую лужу на полу можно вытереть, для того и существуют тряпки. Но вода скопилась в междуэтажном перекрытии, там, где была электропроводка, и случилось то, что по законам физики и должно было случиться -- короткое замыкание. Мы больше не могли принимать душ, лампочка тоже не горела, ночью при надобности приходилось брать с собой фонарик.
Вызванный Эли пошел выяснять отношения с Эрезом.
-- Это не от меня. Это -- от Габи, -- сказал он. -- Его квартира над твоей.
Но у Габи уже было чисто и сухо, а у Эреза все разворочено.
Пришел Абрам, посмотрел, он был специалист, сказал, что Габи на этот раз не при чем.
-- Нет, -- уверенно сказал Эрез, -- не может быть, чтобы вода из маминой квартиры шла к вам.
Спорить с ним было бесполезно. Он был человек образованный, кончал колледж, он вообще разбирался во всем прекрасно и никогда ни в чем не сомневался.
Эли сел и устало вздохнул.
Но муж уже знал, что делать. Надо из подъезда, от распределительного щитка взять напряжение, сделать временную наружную проводку, пока не кончится этот вандализм, не просохнет все, тогда и можно будет отремонтировать капитально.
Эли тоже был электрик. Он был согласен, что проблему временно можно решить так.
-- Но кто это сделает?
-- Как кто? Мы с тобой. Ты и я.
Когда мы приводили в порядок квартиру, мужу пришлось немало сделать по ремонту электрохозяйства, Эли это знал и был доволен. Но этот случай показался ему особенно ответственным.
-- Нет, тут нужен специалист. Электрик.
-- А мы с тобой что -- не электрики?
-- Да, но... У меня есть один человек, я ему позвоню.
-- Ну, как хочешь.
Назавтра этот человек явился. Он вошел стремительно и деловито, поставил чемоданчик с инструментом, сбросил дорогую куртку и без лишних слов взялся за работу.
-- Ты знаешь, что надо сделать? -- спросил муж.
-- Да.
Наверное, Эли ему все объяснил, они договорились, он специалист, а ученого учить -- дело гиблое. Тем более, что инструмент у него -- мечта любого мастерового.
Он просверлил в стене отверстие, пропустил провода, сделал внутри, в коридоре разводку, сложил инструмент, надел куртку, сказал:
-- Все, я закончил.
-- Как? А подать ток в душевую?
-- Об этом договора не было. -- И отбыл.
На работу у него ушло часа два. За это время он успел еще несколько раз позвонить маленькой дочке, спросить, чем она занимается, дать указания, что взять поесть. Заботливый еврейский папаша.
-- Жена уехала по делам, -- объяснил он нам.
Вечером приехал Эли.
-- Ну, все в порядке?
До порядка было далеко.
-- Да? -- удивился Эли. -- Сейчас я ему позвоню.
После телефонного разговора Эли стал бледен.
-- Что случилось, Эли?
-- Знаете, сколько он хочет за работу?
Откуда нам было знать, сколько получает в час израильский специалист? Олимам платят по десятке. Если повезет, пятнадцать.
-- Ну?
-- Пятьсот.
-- Что-что? Все трое мы долго молчали.
-- Значит, чтобы сделать проводку к бойлеру и к лампочке, надо еще два раза по полтыщи? -- произнес, наконец, муж.
-- Выходит, так... -- Эли был совсем убит.
-- Почему ты заранее не договорился о плате?
-- Но он сказал, что не видел, что делать, не знает объема работы. Обещал, что будет все в порядке.
Бедный деликатный Эли никак не мог привыкнуть к тому, что евреи бывают разные.
-- Ладно, -- сказал муж, -- дальше я сделаю сам. -- Ему было жаль хозяина.
На этот раз Эли не возражал. И в следующий раз тоже послушался мужа. Он понял, что так дешевле.
Эрез, наконец, закончил реконструкцию маминого туалета, мама об этом радостно нам объявила, теперь ей не надо было спускаться-подниматься по надобности и за водичкой. Но в природе ведь ничего не исчезает, если в одном месте убывает, в другом прибавляется, так нас учили еще в школе, а здесь это подтвердилось. У нас прибавилось. Канализационная яма, куда выходили наши сливные трубы, была засыпана землей и щебнем, разбитыми плитками, вода не протекала.
Опять пришлось вызывать Эли и опять разговора с Эрезом не получилось.
Он был удивлен и невозмутим:
-- Трубы не протекают? Не может быть.
-- Ладно, -- сказал Эли, -- я договорюсь с кем-нибудь, заплачу, почистят.
-- Эли, -- предложил муж, -- давай сделаем сами.
Хозяин неожиданно согласился, уехал, вернулся часа через два в рабочей одежде. Оказалось, он умело держал в руках кирку, лопату, молоток.
Канализационную яму почистили.
А Эрез не останавливался. Он был великолепен в своей деятельности. Высокий, красивый, с горящими карими глазами, он ходил стремительно быстро и, казалось, не выносил ни минуты простоя. Все должно было двигаться, кружиться, меняться.
Еще не закончив реконструкцию своей и маминой душевых, он взялся за принадлежащую ему часть двора. Сначала исчезло небольшое, но пышное дерево, которое Йардена так заботливо поливала. Ее малыш, если его поднимали на руки, срывал с этого дерева оранжевые апельсины и радостно смеялся.
-- Эрез, -- сказала я, -- дерево так трудно вырастить... Тебе не жаль?
-- Перед домом должна быть трава, -- изрек сосед. -- Здесь будет трава.
Он знал, как должно быть и как будет. И что надо делать.
Двор был огорожен металлической решеткой, которую почти не было видно, так буйно разрослись кусты олеандры и еще какие-то, названия которых я не знаю. Они цвели ярко и дурманно. Это был роскошный забор, но его не стало. Эрез собственноручно убрал забор и выкорчевал кусты. Вместо них появились невысокие желто-зеленые кустики. Когда-то двор должен стать образцовокрасивым, так, наверное, считал Эрез, но почему-то верилось в это с трудом. Процесс, творимый нашим соседом, шел в обратном порядке.
Однажды в его двор, громко рыча, вкатил трактор. Он проложил себе дорогу как раз через свежевысаженные желто-зеленые кустики, оставив их лежать на земле искромсанными и безжизненными. За трактором въехал прицеп, из него на середину двора высыпали большую кучу превосходной черной земли. Земля эта так горой и простояла долго, на радость сынишке Габи и его приятелям -- они весело играли здесь, когда Эреза не было дома. На высоту можно было забираться, а потом прыгать вниз, а всего лучше бросать на улицу черные комья -- кто дальше кинет.
-- Эрез, -- как-то спросили мы, -- кажется, уже прошли сроки сева травы?
-- Да. Но ничего, вырастет. У меня сейчас совсем нет времени.
Наконец, пришли какие-то парни и рассыпали, разровняли землю по всему участку. Можно было и сеять, но почему-то это не сделали, а сделали совсем другое.
Как раз на следующий день после того, как чудо-землю приготовили под посев, а может, это было дня через два, теперь уже вспомнить трудно, появился другой рабочий с пневматическим отбойным молотком или чем-то вроде того. Он стал ломать асфальтовую дорожку, что шла от ворот к подъезду нашего дома. Ломать -- не строить, тем более если в руках такое орудие производства. К полудню дорожка превратилась в крошево, оно летело во все концы двора, и вся земля смешалась с раздробленным асфальтом.
-- Что это ты задумал? -- спросили мы Эреза, когда он поздно вечером появился во дворе.