Возле наших синагог в обычные дни и даже в субботу редко увидишь нарядные семьи. Все скромнее и тише. Но есть большие праздники, когда и здесь шумно, радостно, гремит музыка. И веселятся евреи в прямоугольном дворике все вместе, забыв, кто из дома направо, а кто -- налево. Все одному Богу молимся.
x x x
У евреев день начинается с вечера. Был вечер большого праздника.
На площадке, огороженной зданиями трех синагог, гремела музыка. Звуки оркестра оглашали округу, созывая евреев, верующих и неверующих. Люди шли. Было тесно, все танцевали, прыгали, радовались. Иногда музыка стихала, и пространство заполняли голоса раввинов то одной, то другой синагоги. Славили Господа, читали молитвы, благославляли все, что положено благославлять в этот день. Слушали их, правда, не очень внимательно, дети продолжали шуметь и прыгать, взрослым надо было их усмирять. Но раввины замолкали, из динамиков вновь лилась музыка, облегченно вздохнув, папы брали на плечи своих малышей и танцевали.
И вдруг музыка прервалась. Над головами хрипло и взволновано прозвучало:
-- Сейчас к нам на праздник прибудет мэр нашего города... -- имя его было произнесено с восторгом.
-- Ура! -- сказал рядом со мной кто-то по-русски.
На миг все замолкли и стали смотреть туда, откуда должна была появиться высокая персона. Но его не было, а молча терпеливо ждать для еврея вещь невозможная. На площадке поднялся невообразимый гвалт. Но стоило динамику рявкнуть:
-- Тихо! -- и все замерло.
Грянула музыка.
О, Господи! Играть, так уж играть! Встречать, так уж встречать! Чего там мелочиться! Над синагогами, над головами собравшихся евреев, над улицей и соседними домами звучало: "Машиах, машиах, машиах..." Кто в Израиле не знает эту песню? Хорошая песня.
Под ее звуки на площадке появился молодой восточный красавец, наш мэр. Он прибыл не на осле, а вышел из комфортабельного лимузина, но толпа не обратила на это внимания. Перед ним расступились, его впустили во внутрь людского кольца.
Когда успели соорудить помост из столов, я не заметила. К помосту придвинули разновысокие стулья, мэр взошел по ним, как по лестнице. Следом за ним туда поднялся еще один гость -- из свиты. Он был плечистый, приземистый, тоже смуглый, с темными волосами, как мэр, но не красавец, как он, без его ослепительной улыбки. Лицо главы города белозубо сияло, стоящий рядом принужденно скалился.
Оркестр играл "Машиах, машиах...", толпа вплеталась в ритм, двигалась, хлопала, высокий гость тоже стал танцевать на помосте. И вдруг тот, что был рядом с ним, присел, нагнул голову, взял сияющего красавца на плечи и поднялся. Весь аттракцион прошел в ритме танца. Толпа взревела от восторга. Действо продолжалось уже в три этажа. Внизу ликовала толпа, на помосте делал движения здоровяк с осклабленным лицом, а у него на плечах улыбался и вздымал руки кверху любимец публики, наш мэр. Это длилось долго. Оркестр в который раз проигрывал мелодию сначала.
-- Ну и здоровый холуй, -- сказал кто-то негромко. По-русски. Наконец, всадник соскочил со своего двуногого, оркестр оборвал мелодию. Из динамика мы услышали голос одного из раввинов, он славил высокого гостя. Но тот был человеком скромным, хвалебные слова в свой адрес прервал, забрал у раввина микрофон, произнес краткую зажигательную речь во славу города, Израиля и Господа, сказал: "Шалом!", спрыгнул на землю, и отбыл в неизвестном направлении.
Синагог в городе много, возле каждой веселились евреи, надо было осчастливить как можно большее число своих подданных.
Этот праздник проходил в канун муниципальных выборов.
x x x
-- Вы, конечно, собираетесь голосовать за генерала? -- с усмешкой спросила меня одна знакомая, приехавшая в Израиль давным-давно.
-- Конечно!
-- Ну, а почему?
-- Ну... не аппаратчик. Герой. Генерал!
-- А! -- махнула она рукой. -- В Израиле сплошь генералы.
Вот это да!
Как-то один старожил Израиля спросил меня, какая у моего мужа профессия, и узнав, что он инженер, саркастически произнес:
-- Из России приехали одни инженеры.
Насмешка моей собеседницы была не злая, снисходительная, но статистикой, я думаю, они владели одинаково. Но вообще-то статистика меня не интересовала, мне неважно, сколько еще в Израиле военных в таком высоком чине. Наш Генерал единственный, и он должен стать мэром.
-- Чем вам не нравится нынешний мэр? -- спросила меня другая знакомая, тоже из алии пятидесятых.
Я молча пожала плечами.
-- Смотрите, -- продолжала знакомая, -- он заботится о городе. До него на этом посту был человек инертный, ничего его не интересовало. А этот всего за один срок навел порядок. Разве не стал город чище с тех пор, как вы приехали?
-- Ну... стал...
В самом деле на многих улицах убрали мусор.
-- А центр какой красивый стал! С фонтанами.
-- С фонтанами, -- я согласна.
-- Фейерверки на праздники -- разве плохо?
-- Прекрасно.
-- Какие дома строятся!
С этим я тоже согласна. Дома красивые.
-- Но сколько, -- говорю, -- стоят в них квартиры. Нам-то их не купить.
Собеседница развела руками, мол, что делать, бедному человеку всегда плохо.
Когда живешь в Израиле сорок лет, когда позади путь нелегкий, трудный путь, имеешь право на комфорт. На счету в банке нет миллионов, но есть свой добротный дом, садик около, достаток, благополучие у детей, к этому еще чистые улицы, фонтаны и фейерверк -- хорошо!
А если и дома нет?
Я пытаюсь объяснять:
-- Генерал обещает.
-- Обещать можно, -- машет рукой собеседница. -- Почему бы нет?
И я замолкаю. Сказать, что у Генерала есть программа, которая мне нравится? Меня все равно не поймут. Вечерами приятно сидеть у фонтана, зачем менять главу города?
x x x
На первую встречу в Генералом нас пригласил Михаэль.
В тот раз, как всегда, его приход к нам, в нашу тесную неустроенную квартирку, был маленьким праздником. Он излучал радость бытия, уверенность в правоте того дела, которому служил, готовность трудиться -- ради него, не покладая рук. Он был полон энергии, эта энергия заражала.
Михаэль зашел, сел и коротко изложил суть дела. Его партия выдвигает своего кандидата в мэры. Он -- Генерал. В отставке. Родители его -- выходцы из Европы, в Израиле очень давно, сам он родился в нашем городе, здесь учился в школе. Стал военным, участвовал в войнах. О его героизме, его подвигах знает вся страна, мы тоже должны знать. О его подвигах Михаэль рассказал пространно и очень восторженно.
-- Обязательно приходите, -- сказал он, уже поднимаясь со стула, -- вы должны прийти, вы увидите, что это за человек. Герой войны! Он должен стать нашим мэром.
Конечно, мы придем. Мы любим героев. Еще там мы научились их любить. И сделаем все, чтобы герой войны выиграл и это сражение и стал главой нашего города. Нам это просто необходимо. Михаэль знает, что делает.
Удивительный человек Михаэль. Он в стране двадцать лет -- меньшую часть жизни, а пророс здесь, словно израильтянин в третьем поколении. Даже покрепче. Те спокойно уезжают заграницу и оседают там, а наш друг Михаэль -ни-ни.
-- Слушай, -- спросила я его как-то, -- почему ты не поехал в Штаты? В семидесятые годы многие ехали в Штаты.
-- Смешно, -- сказал Михаэль. -- Из галута в галут? Снова ловить по ночам "Голос Израиля"? Кто хочет, пусть едет, хотя, я думаю, они со временем поймут, какая это глупость -- еврею жить не в Израиле. Я понял это, как только вообще стал что-то соображать, и приехал, как только приоткрыли чутьчуть ворота. И теперь никто меня отсюда не выкурит. Это мое.
Михаэль ушел, повторив уже на пороге:
-- Значит, завтра в пять, в клубе.
x x x
Вечером следующего дня мы впервые увидели Генерала. Его представлял нам Михаэль.