Дорога на высоту

Знакомые старожилы подходили, спрашивали:

-- Ну, как?

Мы должны были отвечать:

-- Замечательно, -- что мы и делали.

Услышав похвалу, они, довольные, отходили. В самом деле, наверное, наше мнение и мы сами интересовали их мало. Пригласили нас на праздник -- уже сделали доброе дело, ну и довольно. Хватит добрых дел.

Потом как-то старожилы взяли нас в поездку по Галилее. После осмотра исторических мест (это было нам, как всегда, интересно) началось другое, странное, удивительное для нас действо. Заехали в какой-то лес, где стояли каменные столы и скамьи, все сели, разложили свои салфеточки, вынули бутербродики, стали есть, все чистенько, аккуратно, неспешно, понемногу. Потом старший, организатор, что-то сказал, и стали на передний рубеж, как на трибуну, выходить участники поездки, старички и старушки, каждый что-то рассказывал. В основном, как приехали в эту страну, как начинали здесь жизнь. Рассказы были не очень мастерские, но их слушали. видно было, что людям интересно. Иногда вспоминали что-то смешное, все смеялись.

А потом вдруг кто-то затянул старую песню, и все подхватили. На обратном пути в автобусе нас спросили:

-- Ну -- как?

-- Замечательно, -- опять сказали мы. И это было действительно так.

Они были довольны, что нам понравилось. Осчастливили нас.

x x x

Осчастливить нас можно не только поездкой в горы.

Три женщины сидят в холле конторы, ожидая приема. Есть еще народ, но эти как-то скучковались, разговаривают. Видно, что раньше знакомы не были, здесь в беседе коротают время. Когда я вошла и увидела их, сразу поняла -- наши. Все три красиво одеты, может, потому, что шли по делу, надо прилично выглядеть, все хороши собой, каждая по-своему.

Одна совсем молодая, девушка лет двадцати, она сидит, но все равно видно, что высокая, стройная, с длинными ногами. Две из троих сначала показались мне ровесницами, но потом я рассмотрела их. Изящная блондинка с волосами до плеч и красивой улыбкой была лет тридцати, вторая, брюнетка, с формами привлекательными и женственными, постарше. О чем они говорили раньше, не знаю, наверное, все о том же -- о жизни.

-- Ты замужем? -- спросила брюнетка блондинку.

-- Нет. А ты?

-- Я -- да.

-- И дети есть?

-- Двое.

-- Хорошо.

Брюнетка усмехнулась. Может быть, не все так уж хорошо у нее. Но говорить об этом не стала, сказала ободряюще:

-- Ничего, ты себе здесь мужа найдешь местного -- богатого.

Теперь усмехнулась блондинка.

-- Сомневаешься? Не пыталась искать?

-- Я не искала, само так получилось. Мы случайно познакомились, мне показалось, что это -- он. Судьба.

-- Израильтянин?

-- Да.

-- Черный?

-- Да, восточный.

-- Ну -- и? -- спросила молодая.

-- Он был внимательным.

-- И щедрым? -- это опять спросила молодая, видно, ее это особенно интересовало.

Блондинка кивнула, сказала:

-- Я даже думала: "Что из того, что у меня диплом инженера, а у него -- не знаю, есть ли багрут. Он мужчина и будет мне опорой. Будет у меня дом". Мне казалось, что это -- любовь.

-- Ну -- и?

-- Все оказалось необыкновенно просто. Все его друзья уже завели русских подружек. А он что -- хуже?

-- Ты его бросила?

-- Конечно. Должна же я себя уважать. -- Она помолчала немного и добавила: -- А на жизнь я сама себе заработаю.

-- Как сказать, -- усомнилась брюнетка, -- я вот тоже инженер, правда, химик, а химики здесь не требуются, на жизнь не могу заработать, и муж этим очень недоволен.

-- Но ты где-то работаешь?

-- Да, убираю. Вот мыла у одного деда, живет один, жена умерла, старый, страшный, в доме -- ужас. Пока немного очистила... Нагнулась что-то с полу подобрать, а он сзади подошел и за задницу ущипнул.

-- А ты?

-- Оттолкнула, сказала: "Из тебя уже песок сыпется, вот-вот Богу душу отдашь, а туда же".

Собеседницы рассмеялись.

-- Ну, а он?

-- А он прошамкал: "Мне больше убирать не нужно".

-- Ну, ущипнул, -- смеясь сказала блондинка, -- тебя что -- убыло? А теперь сиди без работы.

-- Противно, -- скривилась брюнетка.

-- Противно, -- согласилась самая молодая и красивая. -- Со мной тоже было.

-- Да?

-- Ну?

-- У нас при синагоге открыли ульпан по английскому языку. Я стала ходить.

-- Зачем тебе английский?

-- Хочу в университет.

-- И там учитель из Штатов приставал? -- спросила блондинка.

-- Ну да! Рав. Узнал, что я массажистка, и сказал, что болит у него спина, попросил полечить. Я согласилась, осталась после занятий. Смотрю -- дверь закрывает. Я говорю: "Дверь не закрывайте, вам же нельзя с женщиной наедине оставаться". А он: "Я же должен штаны снять".

-- А ты?

-- А я говорю: "Вы не снимайте, только чуть с поясницы спустите". Не понравилось, но лег. Только начала спину тереть (а потный, запах -- жуть), чувствую -- рука вот здесь, -- она показала на ногу чуть ниже бедра, -- я руку оттолкнула, он опять. Я аж задохнулась, говорю: "Как вам не стыдно, вы же религиозный человек".

-- А он?

-- Не знаю, что он. Штаны, наверное, надел, потому что я сразу ушла. И больше я туда не ходила. Это меня, -- она повернулась в сторону кабинета, услышав фамилию, которую назвала секретарша, вызывая очередного клиента.

И поднялась, пошла, высокая, стройная -- модель. Ну как не погладить?

x x x

Что только не лезет в голову, когда лежишь без сна, смотришь в темный проем окна и ждешь, когда вновь начнут стучать, лить или сыпать. Я понимаю, что ночью они стучать не будут, но если громыхнули в последний раз без двух минут одиннадцать, уснуть уже трудно, голова раскалывается и сил нет.

После такой ночи я опять не выдерживаю:

-- Надо пойти в Сохнут, -- говорю я утром, только увидев, что муж открыл глаза. Ему все-таки иногда удается поспать, у него нервы покрепче.

-- Зачем?

-- Может, дадут квартиру.

-- Конечно. Там для нас специально одну придержали.

-- Но говорят, что дают квартиры.

-- Где?

-- Не знаю, может быть, на Севере.

-- А может, на Юге?

-- Может, на Юге.

-- Но на Юг мы не поедем, там жарко.

-- Не поедем.

-- Тогда зачем идти в Сохнут?

-- Под лежачий камень вода не течет. Не будем напоминать о себе, никогда ничего не получим.

-- И так не получим.

-- Ты хочешь, чтобы я до конца дней выгребала пыль из чужих углов?

-- Не хочу.

-- Тогда иди в Сохнут.

-- Зачем?

Он поднимался и шел куда-то работать, а я опять оставалась и пыталась как-нибудь справиться с пылью и с собой. Может, самой пойти в Сохнут?

У нас в городе было маленькое отделение этой всемирной организации -Еврейского агентства, когда говорили "Сохнут", то все понимали, что речь идет о маленькой конторке в двухэтажном здании на главной улице. Потом ее ликвидировали. Вернее, конторка осталась, но относилась она уже к другому ведомству, к министерству, которое должно было нас абсорбировать, растворять в общеизраильском человеческом материале. Или хотя бы немного о нас заботиться. Дамы остались там сидеть те же, за теми же столами, только одна, начальница, ушла куда-то на повышение.

Мы не ходили в это учреждение ни когда оно было под прежней вывеской, ни потом. Мы ждали, когда о нас вспомнят. А о нас не вспоминали.

Но время шло, по городу поползли всякие слухи, говорили разное.

-- Вы слышали, Лева получил квартиру.

-- Что вы говорите? Где?

-- У нас в городе.

-- Умеют люди.

-- Не иначе, как дал взятку.

-- Надо иметь, что дать.

-- Вот именно.

Этот разговор я слышу, стоя в очереди к служащему банка, документы оформляются долго, успеешь наслушаться всякого.

В беседу вплетается новый голос:

-- Что за ерунда! -- Я знаю Леву, ему предложили квартиру на Юге, за БеэрШевой, он еще не согласился, он только поехал посмотреть.

-- Мне почему-то не предлагают.

-- Лева был первым в очереди, он инвалид, очень больной человек.

-- Все мы инвалиды.